Жаров тем временем присел на корточки. У крыльца и на площадке перед домом было полно следов. Снег, продолжавший падать, едва припорошил их.
— Похоже, они все трое ушли! — сказал Жаров, распрямляясь.
Это было очевидно. Три цепочки следов пересекали площадку по диагонали.
— Черт! — с удивлением выругался Жаров. — Они зачем-то шли на цыпочках.
Расстояние между отдельными следами было значительным, причем отпечатались только носки обуви.
— На цыпочках! — передразнил Пилипенко. — Это ж первый курс юрфака. Такие следы оставляет бегущий человек.
— Все трое бежали?
— Именно.
— Значит, их комната пуста.
— Я не уверен, — сказал следователь, вытаскивая пистолет.
Жаров заметил, что он не снял свой табельный с предохранителя — это значило, что интуиция подсказывала ему опасность средней тяжести.
Дверь дома была приоткрыта на два пальца, дверь комнаты жильцов — настежь. Пилипенко предостерег Жарова ладонью, а сам осторожно заглянул в комнату. Стоя у стены коридора, Жаров увидел, что там далеко не все в порядке.
— Чисто! — сказал следователь, имея в виду, конечно, что в комнате нет людей.
Живых людей. Когда Пилипенко щелкнул выключателем, свет стеклянной люстры с мерцающими висюльками озарил довольно жуткую картину. Сначала Жарову показалось, что убитая — маленькая девочка. Она сидела на полу, прислонившись спиной к дивану и широко раскинув ноги в белых колготках. Вся ее грудь была в крови — очевидно пуля перебила аорту.
— Не мучилась, — проговорил Жаров с непроизвольной радостью.
Следователь дико глянул на него, вывернув голову из-за плеча. Жаров присмотрелся к убитой. Это была взрослая женщина, судя по размерам ее груди. В то же время нельзя сказать, что она — карлица: совершенно нехарактерное для карлицы лицо. Точно! Это было лицо девочки — вздернутый носик, пухлые щечки…
— Чего ж это такое делается! — воскликнул Степаныч.
— Молчите! — оборвал его Пилипенко.
Он прикоснулся к телу и резко поднял голову.
— Она еще теплая. Убийца ушел недалеко.
Пилипенко щелкнул предохранителем.
— Идешь со мной? — кивнул он Жарову.
— Конечно!
— В случае чего, я тебя не звал, скажешь — сам напросился.
— И я пойду! — встрепенулся Степаныч.
— Оставайтесь на месте! Будете ждать подкрепления и покажете ребятам дорогу, — добавил он, будто и впрямь рассчитывал на помощь старика.
Жаров понял: следователь просто хотел занять чем-то Степаныча, чтобы тот не думал, что им вообще уж пренебрегают. Пилипенко вытащил мобильник и коротко сообщил адрес.
— Как ты узнал? — спросил Жаров, — ведь следы у крыльца принадлежат троим.
— Трое жильцов, — объяснил Пилипенко, уже выходя из комнаты, — это две женщины и мужчина. А следы — двое мужчин и женщина. И они не убегали все трое от какой-то опасности. Двое убегали от одного.
17Эти люди действительно бежали, кто-то из них даже упал в конце площадки, разметав снег. Площадка заканчивалась обрывом в сторону города. Пилипенко остановился на краю, осматриваясь.
Ялта мерцала огнями далеко внизу, словно затухающий костер. Здесь, на высоте примерно двухсот метров над уровнем моря, снег падал гуще, чем внизу. Следы были уже сильно припорошены. Стало ясно, что трое спрыгнули с обрыва и тут же понеслись вниз по склону, поросшему редким кустарником.
Пилипенко и Жаров стали спускаться — так быстро, насколько это было возможно, — скользя и цепляясь за ветки. Чем дальше они продвигались, тем размытее становились следы: снег заполнял их буквально на глазах.
— Вижу одного! — вдруг воскликнул Пилипенко.
Жаров и сам уже заметил его. Темное пятно выделялось на
снегу, меж двух невысоких кустов. Это была женщина. Она лежала, раскинув руки на снегу и широко раскрыв глаза. Вне всякого сомнения, она была мертва.
— Мальвина, — сказал Жаров.
— Не задерживаемся! Мы можем еще предотвратить следующее убийство.
Увы. Они опоздали. Метрах в пятидесяти ниже по склону лежал мужчина. По пятнам крови на снегу было видно, что он пробежал несколько шагов после того, как его подстрелили.
Человек был еще жив. Жаров подбежал к нему первым, наклонился, и тотчас цепкая рука судорожно схватила его за воротник куртки.
— Они все же убили нас всех…
— Кто? — выкрикнул подбежавший Пилипенко.
— Они… Те, кто нас… Создал…
Его глаза закатились и застыли.
— Фонарик! — отрывисто произнес Пилипенко.
Жаров осветил лицо трупа и отшатнулся.