Оба опустили глаза и помолчали, уставившись в стол. Взгляд Атапина при этом становился все более отрешенным.
— Я повторяю, — сказал наконец Петр Леонидович деловым тоном, — у нас обычная фирма, мы совершаем обычные сделки, но внимание органов нам не нужно. Вернее, не нужно нашим клиентам, это ведь не наша, а их проблема, откуда они берут деньги. И твоему Горшкову, если он станет нашим клиентом, сам понимаешь, такое внимание тоже не нужно будет. — Он осклабился: — Знаешь, говорят, что деньги тишину любят. Так вот, большие деньги любят гробовую тишину. Ты пойми, я тут наехал на тебя не потому, что у нас на фирме что-то нечисто и поэтому я по-хорошему договориться с тобой не мог. Просто мне было важно, чтобы ты знал свое место и обязательно сделал то, что тебе положено. Без глупостей, без ошибок, без кидалова. Мы кидалова не прощаем никому. В общем — все, я думаю, хватит это обжевывать. Примерно через полмесяца-месяц, я думаю, ты уже должен будешь свести нас с клиентом, и тогда — полный расчет. Месяц — не больше. У нас бизнес-план, все по графику. Так что прямо сегодня садись за компьютер и выходи в Интернет, на контакт с Горшковым.
Петр Леонидович допил свой кофе. И Николай Алексеевич тоже допил свой кофе.
Затем они уставились друг на друга не мигая, и взгляды их были особенно тяжелыми из-за синяков, расплывшихся у каждого под правым глазом. Могло бы даже показаться, что сейчас они припомнили момент трапезы, приправленный томатным соком с перцем. Каждый рассматривал лицо собеседника, будто живописец, который, глядя на созданное им полотно, с каждой секундой все более убеждается в том, что картине не хватает симметрии, то есть как минимум еще одного, очень важного мазка. Однако оба воздержались от дальнейших художеств, в их глазах мелькнуло нечто вроде мысли: «Черт с ним, и так уже хорошо, а станет ли лучше, неизвестно».
— Вот, наверно, и все, — наконец прервал молчание Петр Леонидович. — Уговор вступает в силу. Так?
Николай Алексеевич молча смотрел на Петра Леонидовича.
— Так? Чего опять смотришь?
Николай Алексеевич продолжал молча смотреть на Петра Леонидовича.
— А, ты насчет аванса! Из-за денег беспокоишься? Да получишь ты аванс хоть завтра, не волнуйся. Ты сказал, что готов сотрудничать, значит, должен уже начинать…
— Во-первых, не сказал. А во-вторых, на этой планете никто никому ничего не должен.
— Нуда, конечно, а сам все-таки думаешь, что я тебе должен аванс, вот прямо сейчас, да?
Николай Алексеевич молчал.
— Давай договоримся так: ты сначала все-таки выходишь на связь с Горшковым, после этого, если все в порядке, звонишь мне, мы встречаемся, получаешь задаток — и далее по плану. А то ведь может получиться, что Горшков о тебе уже и не помнит, а ты тут раскатал губищи на наши тыщи. Хотя, конечно, вряд ли он тебя забыл, мы всё просчитали. Но всегда хоть один процент на неудачу остается. Может, он, например, тебя и не забыл, но не пожелает восстанавливать общение — в жизни такие случаи бывают. Правильно?
Атапин дал понять выражением лица, что согласен, в жизни бывают разные случаи.
— Ну вот, на этом и остановимся, — тоном, как бы ставящим точку в разговоре, сказал Петр Леонидович, тут же махнул официанту уже приготовленными деньгами, положил их на стол и встал с видом солидного человека, который в очередной раз доказал всем, насколько бесполезно пытаться идти ему наперекор.
— До встречи, — официально откланялся он. — Все зависит от тебя.
— Как скажешь, — глядя в сторону, произнес Николай Алексеевич.
Петр Леонидович взял стоявший на полу у стола черный портфель и пошел к выходу.
— Значит, на этом и остановимся, — тихо повторил фразу Клепанова Атапин, провожая его взглядом. Затем Николай Алексеевич отвернулся к стене и, судя по всему, стал то ли напряженно вспоминать что-то, то ли размышлять о чем-то, при этом лицо его сначала было печальным, почти скорбным, но постепенно приобретало выражение нарастающей злости, а через несколько секунд стало откровенно свирепым. — Я тебя и без вэкаэр остановлю, — еле шевеля губами, тихо сказал он.
Подошедший к столику официант, наскоро пересчитав оставленные Петром Леонидовичем деньги, сказал Николаю Алексеевичу:
— Сейчас я принесу сдачу.
Николай Алексеевич, не обращая внимания на официанта, поднялся и устремился к дверям, за которыми исчез Клепанов. Но перед тем как приблизиться к выходу из зала, он заметно сбавил ход. Словно бы никуда не спеша, медленно приблизился и выглянул. Затем снова пошел быстро. Вот он увидел, как серебристый костюм Петра Леонидовича мелькнул через застекленную веранду другого, летнего, зала ресторана, затем оказался за стеклянными же дверями, ведущими на улицу. Атапин прошел еще немного вперед.