Артему эта спасительная игла казалась волшебной палочкой-выручалочкой, а Хлыст — добрым магом.
Вечером Артем, незаметно отогнув кусок линолеума, благополучно сныкал пенал в трещину в цементном полу.
Салтыкбеков уже осваивался на новом месте, копошась в прикроватной тумбочке. Некоторое время Артем созерцал его отвратительную здоровенную спинищу…
Вдруг горячая волна ударила ему в лицо!.. Сейчас! Сейчас или никогда! Семкин бросился к нычке. Вынул пенал. Отвинтил крышку, положил ее в карман. Взглянул, как палач на плаху, на зловещую иглу. Боясь уронить, сжал смертельную игрушку так, что пальцы побелели.
Артем оглянулся. Из администрации — никого. Несколько зеков шастает, это пустяки. Не скажут!
Семкин старался идти неслышно. Однако Султан словно что-то почувствовал, обернулся. Встретился с Артемом взглядом. Похоже, увидел в глазах Артема нечто страшное! Лицо его исказилось, попытался вскочить, но не успел. Укол пришелся в щеку.
— Ах ты, сука! — заревел Верзила, одновременно хватая не успевшего увернуться Артема за шкирку огромными ручищами.
Семкин остервенело нанес несколько уколов в кисти рук врага. Салтыкбеков чуть закровил, пачкая спецодежду Артема, и, словно почувствовав приближающийся конец, торопливо сомкнул здоровые пятерни на отнюдь не мощной шее противника.
Семкин выронил иглу, судорожно замахал руками. «Как это больно!» — успел подумать он, задыхаясь и теряя сознание…
Зеки с интересом наблюдали, как радом с трупом Артема, глядящею на них полуоткрытыми глазами, корчился в судорогах Салтыкбеков.
Похороны Артема проходили на Митинском кладбище. Елена Станиславовна уже устала плакать, но остановиться не могла. Веки покраснели и опухли, глаза почти не видели…
Гроб аккуратно спустили на ремнях. Кто-то из родственников негромко сказал: «Лена, надо бросить горсть земли». Елена Станиславовна не отреагировала.
Когда на гроб с грохотом лопатами начали сыпать грунт, Елене Станиславовне показалось, что эти комья падают ей на голову и каждый удар болью отдается в сердце!
С кладбища ее вели под руки… Мысли не давали покоя!..
Зачем! Зачем было нужно это все?! Кому нужен весь этот деревянный бизнес?!.. Ради чего? Ради счастья? И где оно теперь?!
Глава 18
Хорошая подготовка — половина дела
Рафаэль со своими помощниками был очень выгоден Ивлеву при любом раскладе.
С началом подготовки к операции по документированию передачи взятки Бизону Леонид Павлович определился с политикой своего ведомства по отношению к Сафарову. Необходимость этого была обусловлена намерениями «Мебельной епархии» по отношению к Сафарову.
В случае если его убьют, на суде он будет позиционирован как глава противостоящей преступной группировки, а точнее — его действия будут интерпретированы как незаконные, допускаемые им как частным лицом в инициативном порядке, будучи на службе в законно действующей компании «Эванс плюс».
Если Сафаров останется жив, в интересах дела придется убедить его подписать задним числом договор с ФСБ о сотрудничестве, то есть сделать его внештатным сотрудником конторы. То же самое относится к его помощникам. Аргументов для этого более чем достаточно — в тюрьму не хочет никто!.. В этом есть еще один плюс — Сафаров даст свидетельские показания в суде, которые в таких случаях лишними не бывают.
Если все будет так, лучше, если Сафаров останется жить. Своих людей бросать на прикрытие — это слишком, незачем рисковать, а предупредить парня стоит — пусть позаботится о себе.
Впрочем, если Сафаров останется жив и уж слишком сильно наследит, можно будет откреститься от него. Правда, в этом случае его придется ликвидировать, чтобы на следствии и суде не наговорил лишнего, не запятнал ни его, Ивлева, ни его контору.
Ивлев поручил одному из своих помощников разработать подробные инструкции для Рафаэля с учетом поступающей оперативной информации — какие меры предосторожности нужно принять сейчас и потом, чтобы «не попасть под раздачу».
Геннадий Павлович Саблин и Сан Саныч Воротов ужинали в «Метрополе». Такое событие происходило редко, даже очень редко. Не потому, что дорого — совсем нет. Просто Геннадий Павлович любил этот ресторан, он вообще был большим эстетом, а Сан Саныч — терпеть не мог. Во-первых, потому, что для этого нужно одеваться в шикарный костюм, который ему не нравился, предпочитал что-нибудь попроще. Во-вторых, слишком уж блюда картинно сделаны, как натюрморт, — непривычно! Ешь — как будто произведение искусства разрушаешь. От этого у Сан Саныча аппетит пропадает. Видимо, иногда чрезмерная чопорность нормальным людям идет во вред.