— Брось его!
Горбунов послушно разжал пальцы. Из раны на его лбу хлестала кровь.
— Ты ранен?
— Я? — Горбунов провел рукой по лицу. — Да, наверное.
— Мы тонем!
Русский поднял голову, посмотрел в сторону носа:
— Плот сорвало…
— У меня цел!
Говард кинулся к контейнеру у обломка мачты, рассек спринг-найфом ремни крепления и рывком опрокинул выкрашенный оранжевой краской ящик. Мешок с плотом оказался на палубе. Говард распустил шнуровку, заплел змеящийся из мешка трос вокруг стойки сломанного релинга, сорвал пломбу на баллоне со сжатым воздухом и, поднатужившись, вывалил тяжеленный плот за борт. От удара о воду сработал выпускной клапан, воздух рванулся из тесного узилища; и плот стал принимать задуманную конструкторами полусферическую форму.
Говард подтянул плот к яхте и принялся лихорадочно загружать его. Запаянные банки с обычной пресной водой и бутылки с минеральной. Продукты. Карты. Тайваньская «мыльница». Под руку подвернулось одеяло… Радиостанция? Нет, к черту! Аккумулятор весит под двадцать килограммов, а кислота из него смертельна опасна для прорезиненной ткани. К черту!
А яхты все погружались.
Компас, фотография мамы в резной рамке, ружье для подводной охоты.
— Андрей!
Русский не откликнулся. Лежа на боку, потому что стоять на палубе накренившейся яхте было невозможно, он лихорадочно отворачивал гайки со шпилек лебедки-«мельницы», похожей на гигантскую катушку ниток.
— Ты что делаешь?!
Русский повернул залитое кровью лицо:
— Подожди…
— Оставь!
— Нет, я сейчас…
— Что?
— Заело…
Горбунов взялся за «мельницу» двумя руками, уперся коленом и в страшном усилии, с гортанным криком вырвал лебедку из палубы.
Косматая волна вздыбилась над бортом «Северной птицы» и окатила русского с головы до ног. Горбунов устоял, повел налитыми кровью глазами и прыгнул на «Снежинку». Бросил «мельницу» на плот и, повернувшись, спросил безжизненным голосом:
— Что брать?
— Все подряд!
Они ничего не успели добавить к тому, что уже было сброшено на плот. Еще одна водяная гора рухнула на сцепившиеся яхты. Русский взмахнул руками, его подхватило, как щепку, и потащило прочь. Говарда тоже закрутило, ударило обо что-то, но он успел схватиться за ручку люка рубки. Когда волна схлынула, он закашлялся и, шатаясь, поднялся на ноги.
Горбунова на палубе не было. Среди пенных гребней мелькало оранжевое пятно его спасжилета. Русский плыл лицом вниз.
К беззащитным, обреченным яхтам подкатывал новый вал, и Говард, не задумываясь, что его ждет, прыгнул в воду.
Вынырнув, он в несколько гребков настиг русского. Перевернул на спину. Горбунов не подавал признаков жизни. Говард ухватил его за воротник и поплыл к плоту, который отнесло в сторону метров на пятнадцать — на всю длину троса, которым он был привязан к «Снежинке».
Волна, которую видел Говард, накрыла их своим мохнатым навершием и… отпустила, помчавшись дальше. Следующие валы были не такими грозными, и Говард воспрянул духом.
И поспешил с этим.
Оказавшись на очередном гребне, он поймал взглядом плот и ему показалось, что расстояние между ними не уменьшилось, а увеличилось.
Говард отчаянно загребал правой рукой, но плот не приближался. Силы его были на исходе, в глазах потемнело, но тут стихия будто смилостивилась — во всяком случае, она сама подбросила плот к гибнущим людям.
Говард вцепился в одну из петель, вшитых в прикрывающую баллоны оболочку. Он тяжело дышал, хватая ртом воздух пополам с брызгами.
Над ним хлопала шторка, назначение которой было прикрывать отверстие в растянутом на надувных дугах матерчатом куполе. Когда Говард загружал плот, шторка была скручена, как то и предполагала инструкция. Видно, тесемки не выдержали, она развернулась и теперь полоскалась, как флаг на осеннем ветру. При большом или больном воображении ее можно было бы назвать дверью. Она была открыта, но в нее еще надо войти.
Позволив себе лишь краткую передышку, Говард приподнял русского и попытался перевалить его через борт плота. С первой попытки не получилось, не получилось и со второй, и с третьей. Нет, он не сможет…
Говард задыхался, понимая, что в прошлое стекают последние минуты отпущенной ему Всевышним жизни. Настоящее у него еще есть, а будущего не будет. В голове сумасшедшим хороводом закружились образы, до поры таившиеся в глубинах памяти.