— А почему эти следы должны там быть?
— Руки у него не были связаны? — Лобов был уверен, что «вопросом на вопрос» — один из самых веских приемов полемики. Сработало и на сей раз.
— Не-ет, — недоуменно протянул следователь. — Ну и что?
— Видишь ли, Вадик, — начал Лобов, — все повесившиеся всегда бессознательно хватаются за веревку у шеи, чтобы ослабить асфиксию. Во всех случаях картина именно такая. Ослабить никому, конечно, не удается, но, наверное, едва ли не каждый из повесившихся в последний момент понимает, какую глупость он совершил. Да, и еще — на веревке вокруг шеи нет ни следов эпителия, ни отпечатков его пальцев. Но на вазелине они должны были бы прекрасно сохраниться. То есть я хочу сказать, что он непременно хватался бы за шею, если бы его руки не были связаны.
— Но они и не были связаны! — усмехнулся Сырцов. — Ты, видимо, не слышал слов доктора о том, что на теле никаких следов, никаких!
— Слышал, — ответил Лобов. — Прекрасно слышал. И тем не менее, убежден, что руки покойного были связаны.
Сырцов, казалось, перестал что-либо понимать
— Но ты же сам видел картину, когда мы вошли… — бормотал он. — Да и вдова подтвердила.
Лобов хитро прищурился, но выжидающе промолчал.
— Ну, допустим, — горячился Сырцов. — А еще что у тебя имеется? Ведь не все же выложил мне, знаю я тебя!
— Смотри дальше. — Лобов прошел в дальний угол прихожей, где лежал табурет. Сырцов подошел следом. — Может ли самоубийца отшвырнуть табурет так далеко, что он летит метров пять и врезается в стену с такой силой, что откалывается кусок бетона? — спросил Лобов. — Гляди-ка. В стене выбоина величиной как раз с угол табурета. — Лобов поднес табурет к выбоине, и размеры совпали.
— Та-ак! Интересненько! — оживился Сырцов. — И что сие означает?
— Только одно — его убили!
— Ага. Вот так спокойненько сказали: вставай, мол, на табурет? А тот безропотно встал? Как овца? И разрешил себя повесить? Без всяких побоев, без единого?
— Вот видишь, как много неясного! — ушел от ответа Лобов.
— Слушай, тебе бы Конан Дойлом быть! — уже серьезно сказал Сырцов, задев больную струнку души Лобова. — Ты ведь понимаешь, мне либо самоубийство объявлять, либо дело заводить, преступника искать…
— Заводи, Вадик. Ищи, — кивнул Лобов. — Я не шучу.
— Ты имеешь в виду того?.. Соседа, что ли?
— Все может быть, — вновь избежал ответа Лобов.
— Ладно, — вздохнул следователь. — Из уважения к твоим профессиональным ручкам и голове — слышишь, только ради тебя! — заведу дело. Но ты ведь понимаешь, что за два-три дня ты должен доказать, что ты прав. Понимаешь? Иначе у меня будут проблемы. Будет еще один висяк!
Сырцов нечаянно споткнулся о лежащий на полу труп и в ужасе отпрыгнул в сторону:
— Тьфу ты! — И успокоившись: — Висяк уже есть, впрочем… Ну, ты сам понимаешь, о чем я… Эй, Мишуков, — крикнул он милиционеру, — вызывай труповозку!
Из кухни медленно вышла вдова:
— Ну, зачем вы так… грубо?..
— Извините, — замялся Сырцов. — Не волнуйтесь… Я уверен, театральная общественность поможет вам с похоронами…
— И писательская, думаю, тоже, — почти шепотом добавила Веснянская и вернулась на кухню.
— Да, несомненно. — Сырцов отвел Лобова в сторону: — Одним словом, мне нужны самые веские доказательства! Нарой мне десять таких, как ты мне показал, — и я возьмусь за дело. Иначе — прости…
— Понял, — кивнул Лобов и прошел на кухню.
Вдова курила одну сигарету за другой. Пепельница была полна окурков — недокуренных, докуренных до самого фильтра, зажженных со стороны фильтра и тут же смятых…
— Ольга Леонтьевна, покажите мне, где у вас мусорное ведро? — поинтересовался Лобов.
— Как и у всех — под мойкой, — показала актриса в угол кухни.
Лобов открыл дверцу, заглянул в ведро — пусто.
— А где находится диспетчерская служба?
— Какая служба? — не поняла вдова.
— Ну, сантехники, слесари, электрики…
— А-а-а… Ясно. Как выйдете из подъезда — налево, вход с торца здания.
— Спасибо, кивнул Лобов, выскочил в прихожую, распахнул дверь и выбежал на площадку.
— Ты куда? — крикнул вдогонку Сырцов.
— Сейчас! — только и успел бросить криминалист, а сам уже бегом слетал по ступенькам вниз. Завернул за угол дома, увидел табличку с надписью «ОДС» и распахнул дверь. За пультом сидела пожилая женщина-диспетчер. Она удивленно воззрилась на него: