Выбрать главу

Выходя из кабинета, она остановилась, обернулась и сказала:

— На полках четыре толстые папки. Там все его заметки, наброски, планы, прочие бумаги…

— Искренне вам признателен, — слегка поклонился Лобов.

Веснянская вышла.

Когда дверь в кабинет закрылась, Лобов сел за компьютер. Опубликованные произведения. Планы будущих книг. Вот оно! Лобов открыл папку и внимательно прочитал три небольших файла. Купцов выпустил очередной роман перед самой смертью. А в это время уже думал о трех новых книгах! Поразительная трудоспособность! Однако ничего интересного для себя Лобов не нашел.

Один за другим открыл ящики письменного стола. Ничего стоящего. Кипы аккуратно сложенных бумаг. А! Несколько компьютерных флеш-карт! Он начал проверять каждую. Ничего заслуживающего внимания.

Лобов уже собрался было покинуть кабинет, как вдруг что-то привлекло его внимание. Он наклонился к письменному столу и заглянул под тумбу с ящиками. Задняя стенка нижнего ящика, видимо, отошла, и в образовавшуюся щель выскользнула узкая белая ленточка. Она-то и привлекла внимание Лобова, блеснув отраженным светом солнца, в этот момент пробившего свои лучи сквозь оконный переплет.

Лобов выдвинул ящик, вытащил папки и стопки бумаг и в самом углу увидел еще одну флешку, не замеченную им ранее. Он вставил ее в системный блок и открыл содержимое. Всего один файл. Лобов открыл его. Несколько минут он внимательно вчитывался в текст. А потом его лицо вдруг засветилось, засияло, словно одухотворенное. Лобову было знакомо это чувство. Жена называла его «нечаянной радостью», сам же он скромно именовал его «моментом истины». Потому что внезапно, именно в один момент, он понял все.

Лобов глядел и глядел на текст, все еще не веря своим глазам. Но потом сконцентрировался, вытащил из кармана свою флешку и скопировал содержимое. А флешку Купцова, как полагается, упаковал в пластиковый пакетик и положил в свой кейс.

В прихожей к нему вышла хозяйка:

— Уже все?

— Да, благодарю вас. — Лобов еще раз извинился и у самой двери спросил: — А когда похороны?

— Послезавтра, — ответила Веснянская. — С утра отпевание в церкви, потом на кладбище.

— Ольга Леонтьевна, простите, чуть не забыл. А в каких вы отношениях с вашим соседом Ильичевым?

— Да ни в каких, — пожала она плечами, полупрезрительно скривив губы. — Это человек не нашего круга. Он не художник, если вы понимаете… Кстати, позвольте вам подарить последний роман Валериана — «Смерть знает все», — она протянула ему новехонькую книгу. — Подписать, к сожалению, не могу. Не имею права.

Лобов взял книгу осторожно и трепетно, словно боялся дохнуть на последний шедевр Купцова.

— Я очень вам признателен, Ольга Леонтьевна, — расчувствовался он и положил подарок в кейс.

Выйдя на улицу, он быстро направился к ближайшей станции метро. Зазвонил мобильный телефон. Лобов завернул за киоск печатной продукции, подальше от шума и нажал соединение:

— Да, слушаю, Егор.

— Сева, ты оказался прав, — сказал Бушмин. — Я для тебя столько нарыл сегодня!

— Спасибо, Егор! Встретиться сможем?

— Если в течение часа будешь у меня — полчаса для тебя найду.

— Если будешь! — воскликнул Лобов. — Непременно буду! Уже лечу!

…Домой он вернулся, как и обещал Ирине, не поздно — в начале десятого. Он весь так и светился. Жена знала — сейчас лучше ни о чем его не спрашивать. Она накормила его, они поговорили о своем, Лобов принял душ и обнял жену:

— Извини, родная, у меня «момент». Завтра-послезавтра многое объяснится…

— Вижу, — кивнула жена и поцеловала его: — Отдыхай.

* * *

Утром Лобов позвонил Сырцову и попросил достать билет на вечернего «Макбета». Сырцов удивился:

— Свободное время, что ли, выпало? Завидую! А я вот тут над делом Купцова сижу, бумажки из одной папки в другую перекладываю. Когда будут аргументы? — рявкнул он в трубку.

— Завтра, Вадик, завтра будут мои аргументы, — успокоил следователя Лобов. — А сегодня, кровь из носу, мне надо быть на спектакле!

— Ты ведь видел этот спектакль. Да еще с такой примой, как Веснянская. Зачем тебе смотреть не лучшую игру ее дублерши? — настаивал Сырцов.

— Вадик, — как можно медленнее и четче выговорил Лобов, — сегодняшнюю леди Макбет будет играть Веснянская!

— Ты в своем уме?! — чуть не взорвался следователь. — У нее завтра похороны. Сегодня ей тело привезут!..

— Если хочешь — достань два билета, себе тоже. Убедишься сам, что я прав. Она будет играть!

— Бред какой-то… — промычал Сырцов. — Но ведь наверняка аншлаг…

— Вадик! — укоризненно простонал Лобов. — С твоими-то связями! Умоляю — всеми правдами и неправдами достань!

— Ладно, — вздохнул следователь. — Постараюсь. Жди.

…Вечером Лобов сидел в третьем ряду партера и, внутренне напрягшись, ждал начала спектакля. Но даже когда на сцену вышли три ведьмы, он знал, что ждать придется еще долго: леди Макбет появляется только в пятом явлении… Все первые сцены он сидел как на иголках, подгоняя такое медленное время…

И вот ее выход. Лобов закрыл глаза от напряжения и усталости и немного расслабился. Он был уверен, что узнает ее даже по голосу.

Читая письмо, вошла леди Макбет. Лобов слушал по-прежнему с закрытыми глазами. Каким же вдохновенным, каким пронзительным был этот голос! Живым\ Вот она прочитала письмо и буквально взорвалась в негодовании. В свои слова она вложила весь клокочущий, раздирающий ее гнев:

И ты колеблешься не потому,

Что ты противник зла, а потому, что Боишься сделать зло своей рукой.

Спеши домой! Я неотступно в уши Начну тебе о мужестве трубить И языком разрушу все преграды Между тобой и золотым венцом,

Который на тебя возложен свыше…

Невероятно! Потрясающе! Лобов открыл глаза и только тут по-настоящему понял, как она прекрасна на сцене. Будто и не было в помине двух предыдущих безумных дней. Она была здесь не Веснянской — она была леди Макбет!

… Да кто ж там мог кричать? Не позволяй всем этим глупым бредням Твой дух расслабить. Набери воды, Смой с рук своих улику — пятна крови. Зачем кинжалы здесь? Их место там. Снеси клинки назад и спящих слуг Испачкай кровью. Слабодушный! Дай мне кинжалы. Спящий и покойник, Как черт, изображенный на картинке, Лишь детям страшны. Если труп в крови, Я ею слугам вызолочу лица, Чтоб зло на них читалось.

И при словах: «Ну кто бы подумал, что в старике столько крови!» и особенно «Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью. Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха. О-о-о!» — Лобов почувствовал, что зрителей снова, как и на премьере, сковало ужасом и весь зал оцепенел. Это жуткое «О-о-о!» еще долго звенело в его голове. А тогда, сразу после спектакля, он решил, что на похороны не пойдет…

* * *

Через два дня после похорон Сырцов и Лобов опять стояли на площадке у лифта и звонили в квартиру Купцова. О встрече условились заранее, и Веснянская открыла дверь практически сразу.

— Входите, — пригласила она. — Я так вам признательна за охрану похорон, — обратилась она к следователю.

— Ну что вы, пустяки, — поскромничал Сырцов, хотя Лобов знал, что следователь действительно похлопотал о выделении взвода омоновцев для спокойного проведения церемонии. Желающих попасть на похороны любимого писателя было много, и омоновцам пришлось немало попотеть, чтобы живым ограждением сдерживать чрезмерный пыл поклонников.

— Я прошу прощения, но в комнаты не приглашаю, — извинилась актриса. — Знаете, в его кабинет вообще пока боюсь заходить, а в спальне… Ну, там все еще его дух… Когда он там лежал мертвый… помните?..

— Не утруждайте себя, — успокоил ее Сырцов, — вполне можно и на кухне.

Они прошли туда. Вдова предложила чаю. Они поблагодарили и отказались.

— По телефону вы сказали, что хотите мне что-то сказать? — поинтересовалась Веснянская.