Выбрать главу

— Да-а, — протянул детина, флегматично выковыривая и швыряя в воду комья слежавшегося сфагнума, — тут неволей и сюков добрым словом помянешь.

— Не сюков, а пасюков, — автоматически поправил его старик. — И прекращай тревожить воду. Не буди лихо, пока оно тихо…

Словно в подтверждение его правоты, на доселе безмятежной болотной глади обозначились едва заметные волнистые линии и заскользили в их сторону. Как обычно, первой среагировала бдительная Ника.

— По-моему, сюда что-то плывет, — заметила она.

А в следующий момент прямо у их ног из воды бесшумно вздыбился чудовищный зелено-коричневый отросток, осклизлый и грузный. Существо напоминало огромную змею, только безголовую и безглазую; вместо головы туловище существа венчалось плоской присоской. Поднявшись над поверхностью ярда на два, тварь застыла, чуть покачиваясь и медленно поводя рылом-присоской.

Блямс без лишних предисловий вскочил и со всей силы вмазал битой по непрошеному гостю. Но значительного эффекта это не возымело: бескостное, но упругое тулово неведомой твари, по-видимому, представляло собой одну большую мышцу. Существо качнулось от удара и тут же, обвившись вокруг дубины, попыталось вырвать ее из рук парня. Блямс рывком выдернул биту из скользкого захвата и нанес целую серию стремительных, мощных ударов. Звук был такой, будто он лупцевал боксерскую грушу. И результат аналогичный. Требовалось радикальное вмешательство.

Выстрел Деда перерубил безголовую змею пополам; обе половинки, извиваясь, плюхнулись в воду, которая немедленно окрасилась кровью, самой обыкновенной — красной.

К сожалению, это оказалось только прелюдией: пока они разбирались с первым визитером, на островок со всех сторон выползли еще несколько подобных тварей и безошибочно, несмотря на слепоту, устремились к людям. Их блестящие веретенообразные тела, длиной не менее двенадцати футов каждое, отвратительно извивались между чахлых кустиков осоки.

— Последний патрон, черт меня задери! — в отчаянии выругался старик, переводя ружейный ствол с одной подползающей твари на другую.

Люди беспомощно сгрудились в центре острова. Всех троих посетила одна и та же мысль: кажется, это конец. На сей раз им не выкрутиться.

Вот одно из чудовищ, подобравшееся особенно близко, стремительно рванулось к девушке. Блямс едва успел с короткого замаха отбить жадную присоску. Но тварь моментально взметнула туловище для повторной атаки.

Вдруг раздался тихий свист, и над их головами пролетело копье с прикрепленной к древку тонкой бечевкой. Гарпун пробил тело мерзкой твари насквозь; та принялась вить замысловатые кольца, но сильно иззубренный костяной наконечник лишил ее всякой возможности соскочить.

Старик, парень и девушка в удивлении обернулись.

Никто из них даже не заметил, как из-за ближайшего островка вынырнули четыре утлые лодчонки, наподобие камышовых пирог, в каждой из которых стояло по два человека: один с шестом — на корме, а второй — на носу, с целой охапкой копий, подобных тому, что только что поразило гигантского червя.

Еще три копья взлетели в воздух и достигли целей. Затем метатели потянули за бечевки и сдернули загарпуненных, бешено извивающихся червей в воду. Так повторялось до тех пор, пока на островке не осталось ни единого сосальщика.

Лодки причалили к острову, и находившиеся в них люди сошли на берег. Все они были коричневокожими, из одежды — только разноцветные набедренные повязки. Вперед выступил мужчина с удивительно морщинистым, точно древесный нарост, лицом, лысый и безбородый. По всей видимости, он был у них за старшего.

— Кто вы? — спросил он, поочередно наставляя копье на Деда, Блямса и Нику.

— Путники, — ответил за всех Дед, — мирные путники, нуждающиеся в помощи.

— Что ж, — пожал тот плечами, — вы ее получили. Теперь прощайте.

Он повернулся к ним спиной и махнул остальным; все послушно направились к лодкам.

— Э-э-э… — подал голос Блямс, — а-а… ни хрена ж себе у вас тут пиявки! Жирные… Небось, вкусные?

Лысый предводитель остановился и еще раз оценивающе оглядел всю троицу.

— Вы голодны? — после минутного молчания спросил он.

— Да, — просто ответил старик.

— Стреляет? — спросил он после новой паузы, указывая на ружье.

— У нас остался последний патрон, — честно признался Дед.

— Ладно, — кивнул Лысый, — залезайте в лодки.

Путешественники распределились по трем суденышкам, и вся флотилия тронулась в глубь болота. Сейчас лодки шли не очень ходко, поскольку за их бортами извивались, отчаянно стараясь освободиться, загарпуненные твари.

По мере продвижения вперед характер местности постепенно менялся: болото становилось глубже — это было заметно по шестам, которыми здешние обитатели толкали свои пироги, — растительность пышнее и гуще, а встречавшиеся им островки — крупнее.

Воздух здесь был уже не столь застойным и затхлым, как на мелководье. И облака кусачего гнуса сделались пожиже. Зато отовсюду раздавалось громогласное басовитое кваканье, а на водной поверхности тут и там колыхались обширные пупырчатые лепехи лягушачьей икры. И, судя по размерам икринок, местные квакши должны были быть размером с хорошую суповую тарелку, а то и кастрюлю. В этом друзья вскоре убедились воочию, когда несколько любопытствующих особей, вероятно привлеченные движением, высунули из воды свои упитанные зеленые морды.

Примерно через час их маленькая флотилия вырвалась на оперативный, почти озерный простор. Вся эта обширная водная гладь была затянута плотным слоем ряски. Со стороны казалось, что лодки загадочным образом прокладывают себе путь прямиком по изумрудно-зеленому полю, оставляя за кормой медленно смыкавшиеся темные полосы.

Впереди показался обширный холмистый остров. Когда они подплыли еще ближе, выяснилось, что это не один, а целый архипелаг близко расположенных островков, пространство между которыми загачено всяким болотным сором — вязанками камыша, рогоза, хворостом, а то и отдельными стволами неизвестно откуда здесь взявшихся деревьев. В небо поднимались жидкие столбики дыма — верный признак человеческого жилья.

Лодки вошли в некое подобие небольшой гавани, где сгрудилось десятка полтора таких же утлых камышовых посудин.

— Добро пожаловать на Окаянную Гать, — с ноткой торжественности в голосе произнес лысый вожак.

На устланной сухой осокой пристани их встретила целая толпа женщин и детишек; последние, с визгом, смехом, под радостные вопли «Пиявицы! Пиявицы!» вытянули все еще живых тварей из воды, а женщины прямо здесь ловко и споро порубали их широченными тесаками, окровавленные куски покидали в большие корзины и куда-то уволокли.

Предводитель «пиявицебоев» кивнул гостям, приглашая их следовать за ним и, не оборачиваясь, пошел вперед.

Они миновали несколько соединенных гатью островков, пока не очутились на довольно обширном, по всей видимости центральном, острове, густо усаженном худосочными домишками, скорее даже — шалашами, сплетенными из стеблей рогоза. Шалаши окружали утоптанный пустырь, в середине которого торчал известковый столб с обильными следами копоти. У подножия камня валялась куча обугленных костей.

Лысый подвел их к столбу и, указуя на него, изрек:

— Это Мама-Жаба, Защитница нашего народа, Хранительница Окаянной Гати.

Сообщив эту новость, он приник к каменному истукану в почтительном поцелуе и отошел в сторону, видимо, ожидая, как поступят пришельцы.

Столб и впрямь при ближайшем рассмотрении являл собой грубо вытесанное изваяние земноводного.

«Делайте как я», — шепнул старик и, подойдя к кумиру, с поклоном его поцеловал. Блямс и Ника последовали его примеру.

Когда с ритуалом было покончено, Лысый, морщинистое лицо которого слегка разгладилось и приняло менее суровое выражение, указал рукой на одну из хижин, стоящую поодаль от прочих и побольше размерами.

— Что ж… будьте гостями в моем доме, — сказал он и первым залез в низкий проход.