— Вы считаете, что я… убил жену?
— Если честно, нет, не считаю. Но я отрабатываю все версии, ясно?
— Среди ваших версий есть такая, где ни мисс Гилмор, ни я никак не причастны к…
Он не смог выговорить слово.
— Такой версии нет, — задумчиво произнес Мэнтаг, — есть такая, где вы непричастны, виновна только мисс Гилмор.
— Она не могла…
— И если бы вы рассказали мне все, что сейчас скрываете…
— Опять вы об этом!
— …я, возможно, изменил бы свое мнение. Правда, это никак не отразилось бы на расследовании, потому что прямые улики и косвенные доказательства для суда важнее, чем мое личное мнение, которое, кстати, я и высказать не смогу, судья мне сразу заткнет рот.
— Если бы я был уверен, что вы мне поверите…
— А вы начните, и посмотрим. — Голос детектива сделался неожиданно мягким, даже тембр изменился, будто перед Виталием сейчас сидел другой человек, не тот, что несколько минут назад требовал поехать с ним и сдать на анализ образцы кожи и пота.
— Господи, — пробормотал Виталий, — больше всего на свете я хочу рассказать все, что знаю, понимаете, мистер Мэнтаг? Все! Но сначала мне нужно довести работу до конца. Свою.
— Собственное расследование?
Спросил он это с сочувствием или насмешкой?
— Свою работу, — повторил Виталий. — Если у меня не будет доказательств, прочных, как… ну, чтобы любому было понятно, не только специалисту в области квантовой физики и космологии…
— При чем тут космология?..
— Вот видите, вы уже не верите.
— О’кей, молчу. Вы расскажите, Дымов, и мы вместе решим, чему в вашем изложении можно доверять, чему — нет.
Виталий решился. Наверно, не следовало сейчас, когда он еще не имел окончательной версии, не пранализировал все факты, особенно последний, с его отпечатками. Если Мэнтаг не примет его версию, все станет хуже. Безнадежно хуже. Он погубит не только Айшу, но и себя.
— Ничего, если я начну с азов физики? — спросил Виталий.
— Что это? — спросил Мэнтаг, подняв палец.
— А… — пробормотал Виталий. — Вы тоже слышите? Я думал, мне показалось.
Из спальни слышно было странное шебаршение, будто большая мышь или, упаси бог, крыса возилась с листом бумаги. Неожиданно шелест прекратился, и кто-то, судя по звуку, принялся неритмично постукивать по пластику.
— Там кто-то есть? — спросил детектив, вставая и направляясь к двери.
— Нет, — сказал Виталий, не сделав и попытки подняться. — Мы с вами одни.
Детектив решительно распахнул дверь и, войдя в спальню, прежде всего включил свет. Он стоял в дверях, Виталий видел его спину и затылок. Ну же… Что скажешь?
Мэнтаг медленно обернулся, на лице его застыло выражение напряженного удивления.
— Вы это имели в виду?.. — начал он, и Виталий энергично кивнул.
Детектив вошел в спальню и прикрыл дверь. Виталий слышал, как Мэнтаг ходил по комнате, что-то переставил, потом скрипнула дверца шкафа.
Виталий встал и пошел… хотел посмотреть, что делает Мэнтаг. Дверь поддалась неохотно, будто под ней был толстый ковер, створка двигалась с трудом, преодолевая сопротивление ворса. Свет горел тускло, хотя в гостиной лампы светили нормально — не могло быть, чтобы только в спальне напряжение в сети упало… почему?
Детектив стоял у раскрытого шкафа и внимательно разглядывал висевшие на вешалке костюмы, рубашки, галстуки, брюки и единственный предмет женской одежды — платье Дины, купленное при поступлении в университет. Дина хранила его как память, даже в Америку с собой привезла, но не надевала ни разу, давно уже в него не влезала, в юности была совсем тоненькой…
— Вообще-то, — сухо сказал Виталий, — я не давал вам разрешения на осмотр личных вещей.
Он едва слышал свой голос, а Мэнтаг, возможно, и вовсе не слышал — во всяком случае, детектив никак на эти слова не отреагировал, стоял с задумчивым видом, чуть покачиваясь взад-вперед, как китайский болванчик.
— Вы слышите меня? — переспросил Виталий, уверенный уже, что и на этот вопрос ответа не получит.