Прокурор склонился над развернутой газетой — он политических статей не пропускал. Вопрос задал Рябинину почти с упреком:
— Сергей Георгиевич, прессу читаете?
— Просматриваю, — уклонился Рябинин от прямого ответа.
— И что сегодня высмотрели?
— В продажу поступил фиджийский тунец.
— Какой тунец?
— С островов Фиджи.
— Надо читать, — прокурор улыбнулся неодобрительно.
— Юрий Александрович, уж слишком пресса желта.
— А это читали?
И прокурор протянул газету, в которой желтым маркером было обведено рекламное объявление. Рябинин глянул…
«Знатокам английского стиля, любителям экстрима и людям с крепкими нервами сдается комната в доме № 4 по Пригородной улице. Впечатлительных просим не беспокоиться. Цены умеренные».
Возвращая газету, следователь усмехнулся:
— «Фиджийский тунец».
— В каком смысле?
— Пустячность и дурь.
Видимо, последние слова Рябинина прокурора задели. Из папки он выдернул несколько скрепленных листков, отцепил один и протянул следователю:
— А это заявление?
«Обращаюсь в порядке сигнала. Дом четыре по Пригородной улице принадлежит с виду приличной современной паре. Но дом окутан мистической непоняткой. В нем не приживаются кошки, даже черные. Собаки, оказавшиеся возле дома, поджимают хвосты и убегают. Поскольку мы живем на далекой окраине, то в парке летают стаи воронья, которые липнут к нашим окнам и балконам, а на крышу дома № 4 ни одна птица не садится. Заслуженный пенсионер Лихолетов утверждает, что у него возле этого дома останавливаются часы…»
Рябинин не дочитал, видя, что прокурор протягивает ему очередную писульку: мятый тетрадный листок в масляных пятнах и следах кетчупа. Кетчуп прокурор объяснил:
— Заявление коллективное.
«Уважаемые господа и товарищи прокуроры! Милиция ничего не делает с домом номер четыре по Пригородной улице. А мы уже беспокоимся за наших детей. По ночам в доме шум, стоны, крики. Но там не пьянство, а кое-что похлеще. Когда женщины проходят мимо дома, то у них сжимается сердце. Пенсионерка Иринкина в окне дома видела черную рожу, но белозубую. Насмотревшись телевизора, думаем, что в дом поселили парня негритянской нации для обслуживания дам сексуальной направленности…»
Рябинин положил заявление на стол:
— Юрий Александрович, не знал, что вы склонны к юмору.
— Не только я, но и прокурор города: все эти заявления он направил нам по территориальности для проверки.
— Возбудим уголовное дело?
— Прошу вас организовать проверку без возбуждения дела. Возьмите объяснения, подключите оперов. Вы знаете как…
Рябинин знал, но не знал, почему проверка спихивается на него, на следователя, а не на помощника прокурора. Вырвались другие слова:
— Юрий Александрович, этой проверкой людей не рассмешим?
Прокурор вздохнул и сказал каким-то обреченным голосом:
— В этих заявлениях есть письмо кандидата юридических наук, который со стены злополучного дома отлепил рек-ламку… Она предлагала переночевать в доме и встретиться с духом кого думаете?
— Пушкина, Наполеона…
— Нет, с духом Лаврентия Павловича Берии. Отсюда уже недалеко до возрождения тоталитарного режима. Как вы думаете?
— Думаю, что опера изловят.
— Кого? — не понял прокурор.
— Дух Берии.
3
Надо было дойти до кафе и перекусить, но капитан так устал, что не хотелось даже вставать. Ему казалось, что он походит на мешок, набитый тряпками. Две ночи носился по лесам и полям: на загородной трассе появился лжегаишник. У него имелись внедорожник, мундир, жезл и пистолет. Водителей штрафовал нещадно. Поймать его оказалось непросто, потому что тот менял места своего дежурства по всей трассе. Помогли дальнобойщики.
Перед капитаном лежало заявление гражданина насчет мумии. Уже интересовались из прокуратуры: как, мол, идет работа. Никак не идет, потому что капитан Палладьев стал мешком с тряпками.
Звонил телефон: зверское изобретение, которому все едино, кто ты сегодня — тряпичный мешок или супермен. Звонил участковый Лошадников. Откашлявшись, он сообщил:
— Товарищ капитан. Вы спрашивали про дом номер четыре на улице Пригородной…