Следующую чашку Палладьев выпил уже через силу: кофе стал не ароматным и не горячим. Оказалось, что выставка закрывается. Он поспешил к стендам: Коловратский уходил вместе с ней.
Капитан увязался проследить. Они шли, прижимаясь друг к другу плечами, будто склеились. На улице поцеловались и по логике должны были бы разойтись, но они сели в машину и уехали. Капитан отметил: уехали на дорогом и модном «Лексусе».
Набрав номер, Палладьев спросил раздраженно:
— Лошадников, ну?
— Мать ее в трещину, товарищ капитан.
— Кого?
— Эту мистику.
— Говори четче.
— Открыл шкаф, а мумия в нем стоит. Мистический прикол.
— И что она сделала?
— Улыбнулась мне.
— А ты ей?
— А я от нее «сделал ноги».
8
Получив от оперов новую информацию о мумии, Рябинин тяжело задумался. Летом солнышко, цветочки, пляжи… Но летом оживает и криминал. Квартирные кражи настолько выросли, что милиция по телевидению рекомендовала гражданам ставить решетки. В какой-то там прогрессии росло число ДТП; жарко, водители в той же прогрессии наливались пивом и давили граждан.
Рябинина подключили к расследованию дела о романтичном маньяке: после изнасилования он угощал жертву тортом. Без сомнения, уголовный розыск его изловит — много жертв, двенадцать потерпевших. Интриговала одна деталь: знакомился он в парке, на улице, в парадных… В руках никакого торта — торт появлялся в конце, вроде расплаты за насилие. Опера задержали не одного мужчину с тортом в руке… После допроса трех потерпевших Рябинин не сомневался, что насильнику каким-то способом помогала соучастница…
Звонил телефон. Рябинин спросил у снятой трубки:
— Неужели происшествие с утра?
— Оригинальное, — подтвердил Леденцов, зная пристрастия следователя.
— Какое?
— Дежурному РУВД сообщили, что заминирован дом.
— Весьма оригинально. Почему звонишь мне, а не военным или в ФСБ?
— Значит, не поедешь?
— Даже не наша подследственность.
— А я, Сергей, назову адресок: Пригородная улица, дом четыре.
— Где мумия?
— Именно. Ну?
Рябинин молчал, пробуя отыскать связующее звено между взрывным устройством и мумией. Никакого. Если только не через ИФИ, но он звонил туда и у знакомого кадровика, бывшего прокурора, узнал, что Коловратский числится в отменных работниках. Рябинин встал:
— Боря, если взорвут, то жалко ее.
— Кого?
— Мумию…
В этой окраинной части города следователь бывал редко. Но его удивила не тишина, не обилие зелени и даже не одряхлевший дом Коловратского, а поведение Леденцова. У входа толпились люди, которых Рябинин мысленно рассортировал: майор с Палладьевым, моднячий мужчина с элегантно растрепанной девицей — видимо, хозяева; две пожилые женщины — скорее всего, понятые. Комплект для осмотра места происшествия. Не было только экспертов: ни судебно-медицинского, ни криминалиста.
— Когда вы попросились ночевать, я почувствовала неладное, — тихо сказала ассистентка капитану.
— Рад, что вызвал у вас чувство, — отозвался Палладьев.
— Чувство как к шпиону.
— Мадам, вы ошибаетесь, я не шпион, а разведчик.
Коловратский отпер входную дверь. Майор гостеприимным жестом пригласил всех войти. Рябинин схватил его за руку, прошипев почти злобно:
— А если и вправду заминировано?
— Разве? — удивился Леденцов, как последний идиот.
Копившиеся у следователя подозрения накопились, но не
затевать же прилюдную разборку? И Рябинин с силой наступил на ботинок майора: якобы не пройти.
Следователь не знал, что было сказано понятым, — они ходили по дому с заметной опаской. Капитан посидел на том ложе, на котором довелось ночевать. Майор исследовал второй этаж. Только Рябинин не знал, чем заняться. Не составлять же протокол осмотра места происшествия, поскольку никакого происшествия нет, а если оно и будет — мина взорвется, — то все погибнут и его протокол не потребуется. Впрочем, двое — Коловратский с девицей — взрыва ждали, неподвижно замерев у окна, словно были готовы из него выпрыгнуть.
Все комнаты производили впечатление нежилых — тут никто и не жил, а лишь ночевали. Вид общежития…
Женский крик физически шарахнул по ушам. В голове Рябинина он соединился с информацией Леденцова о минировании… Взорвалось? Какой-то шум…
Рябинин бросился в конец этой большой комнаты. Где кричали… Никакого взрыва не было, а было нечто похуже…