Палладьев догадался, что хотел узнать следователь. И опер слишком уважал этого мешковатого и близорукого человека…
Капитану нравилось бывать на кладбище. Тихо, редкие старушки, цветы, какая-то умиротворенность… Правда, в прошлом году здесь случился шум на весь город. Похоронили криминального авторитета, соорудив прямо-таки музейное надгробье: сам авторитет из гранита, по бокам два каменных телохранителя, а сверху саркофаг из пуленепробиваемого стекла. Но сын человека, погибшего по вине этого авторитета, сел на бульдозер, въехал на кладбище и снес могилу вместе с авторитетом и его телохранителями.
Капитан вышел к одноэтажному зданию кладбищенской администрации. В сторонке, под одряхлевшими тополями, сидели рабочие — вечером не хоронили. Палладьев сразу увидел того, кто был ему нужен. Но и тот, кто был ему нужен, встрепенулся и подошел сам:
— Привет, капитан, не по мою ли душу?
— Здравствуй, Попугалов, по твою.
Они переместились подальше от сборища рабочих, которые занимались исконно кладбищенским делом — выпивали. Определив, что Попугалову до кондиции еще далеко, капитан спросил:
— Все копаешь могилы?
— Теперь я бригадир, подо мной ходят несколько человек.
— Попугалов, есть к тебе дельце…
— Начальник, стучать не буду.
— Не стучать, а надо одну могилку копнуть.
— Как это… эксгумация? — выговорил он трудное слово.
— Почти.
— Так надо путем: бумага, печати, к директору кладбища…
— Бумаг нет.
— Тогда могилу трогать нельзя. Сам знаешь, статья 244 Уголовного кодекса.
Попугалову еще не было и тридцати, но за счет задубевшей на солнце и ветрах кожи да за счет крепких напитков он выглядел мужиковато. Абсолютно трезвым могильщик бывал редко, и сейчас его глаза были затянуты серой дымкой. Капитан пробился сквозь нее упорным взглядом, подкрепив его вежливым сообщением:
— Миша, а ведь ты мой должник.
— Капитан, балду пинаешь? — деланно удивился Попугалов.
— Неужели запамятовал, как разрыли могилу цыганского барона да сняли все золотишко?
— Капитан, «нахалку» шьешь. Я же не копал.
— Знаю, но ты навел. У тебя в то время родился сын. Я тебя и пожалел. А ведь ты мог пойти соучастником.
Попугалов замолчал и глянул на своих коллег. То ли хотел попросить у них совета, то ли забеспокоился о недопитой водке. Нет, он искал возражение и нашел-таки:
— Капитан, это же было год назад.
— Миша, долги надо платить.
— Капитан, чего надо-то?
— То же самое, могилку разрыть.
— Этого барона?
— Нет, другую.
— Не того зарыли?
— Попугалов, ты не вникай.
— Как это не вникать? Предлагаешь не бутылку пива выпить.
Палладьев начал злиться. Кладбищенские могильщики обирали клиентов с откровенной наглостью. Из старых могил вытряхивали скелеты под новые захоронения, клали в могилу по два гроба, торговали любым клочком земли, продавали краденые надгробья, взятки давались-брались… А теперь Попугалов ломается, как черствый батон. И Палладьев спросил прямо:
— Отказываешься?
— Нет, капитан, но дело-то серьезное. На могиле, небось, стоит памятник?
— Цементная плита.
Капитан назвал фамилию на плите и объяснил, где находится могила. Попугалов ахнул:
— Да там грунт как черный сухарь. Мне одному не одолеть.
— Возьми надежного парня.
— А если начальство засечет?
— Миша, ты сегодня какой-то раздолбанный. Копать надо ночью.
Пьяная легкость покидала могильщика. Его лицо делалось каменным, как у надгробного памятника. Капитан догадался, что Попугалов обдумывает вопрос о плате.
— Миша, водки поставлю досыта…
— Двоим гроб не вытянуть.
— Не надо тянуть.
— А что надо?
— Открыть и заглянуть.
— И все?
— Да, и вновь закопать.
К чудесам на кладбище Попугалов привык — такое место. В склепах ночевали бомжи и утром выползали: грязные, худые, нетрезвые… Одна старушка поселилась на могиле своего мужа и кипятила на ней чай… Какие-то сектанты ежедневно приходили к месту захоронения своего единоверца и пели заунывные песни… На могиле авторитета бандиты жгли вечный огонь…
Капитан же предлагал ему дьявольскую непонятку. И он решил уточнить: