— Попугалов, а ты слышал, что усопшие здесь лежат как живые?
— Не гниют те, кого родители прокляли.
— А могилы раскапывают?
Землекоп замялся и ответил с явной неохотой:
— Всяко бывает. Одной матери цыганка нагадала, что ее дочка лежит в гробу живая…
Рябинин ощутил внезапное беспокойство. Так уже было, так уже бывало… Это догадка пробивается и никак не может пробиться на ясную гладь сознания. Надо постоять, надо подумать…
— Попугалов, а почему трава не растет?
— Вон же зеленеет…
— Только на одном краю, у оврага.
— Видать, здесь люди зарыты пакостные.
— Ну а серьезно?
— Наклон почвы тут в сторону оврага, дождевая вода скатывается…
Рябинин стоял, потому что для идущей догадки недоставало единого штриха. Это кладбище надо не наскоком оглядывать, а изучать с замерами, анализами и эксгумацией. Землекоп шагнул в сторону оврага, полагая, что следователь пойдет туда, куда стекала вода. Но Рябинин показал туда, откуда вода стекала.
— Следователь, там кладбищенский тупик.
— Попугалов, не там ли последний штрих?
26
Утренние часы у судмедэксперта самые занятые — вскрывают трупы. Поэтому Рябинин подъехал в бюро к концу рабочего дня. Судмедэксперт Дора Мироновна улыбалась ему со смыслом, который означал вопрос: «Все ловишь?» Он улыбнулся адекватно, что значило: «Все режешь?» Они знали друг друга лет двадцать.
— Сергей, едем на труп?
— Нет-нет, пришел в гости.
— Тогда попьем чайку.
Они прошли в комнатку, именуемую чайной, где Рябинин сразу ощутил, как он ее назвал, постреакцию. На происшествиях и допросах он зажимал свою нервную систему, которая потом как бы оттаивала. Видимо, экскурсия между могил даром не прошла.
Дора Мироновна знала, что в какие бы гости следователь ни пришел, вопросы у него припасены. Надо было его опередить вопросами, далекими от трупов и крови:
— Сергей, ты болеешь за нашу городскую футбольную команду?
— Нет.
— Фу, это непатриотично.
— А почему зовешь команду нашей? Четыре игрока зарубежных и тренер иностранец.
— Значит, ты не сможешь объяснить, что значит «выставили футболиста на трансфер»?
— Могу, его продают.
— Так бы и говорили.
— Стыдятся, все-таки продают живого человека.
Пить чай у нее он любил и все хотел расспросить, что она заваривает. Запах хорошего чая мешался с духом чего-то осеннего — дымком поздних костров и первых яблок. Цвет не желтый и не красный, а прозрачно-медовый. Всегда обжигающий, потому что пился из каких-то глиняных сосудиков. И само собой, без сахара и без конфет, чтобы не цеплялся никакой пришлый запах.
— Сережа, если насчет мумии, то в своем заключении все описала. Смерть старика естественная, с последующей обработкой кожи.
Вопрос о мумии для Рябинина слегка отодвинулся. Вернее, его завесил иной вопрос:
— Дора Мироновна, тело в земле разлагается обязательно?
— Описать стадии разложения? Как раз к чаю.
Рябинин понимал, что затеянный им разговор не к столу.
Но судмедэксперт вела беседу легко, словно обсуждала кинокомедию. Что ей эти темы, если всю свою жизнь она потрошила тела и пилила кости?
— Дора Мироновна, бытует мнение, что мертвецы в гробу переворачиваются?
— Ага.
— Неужели?
— Сама видела, как труп шевельнулся и начал делать такие движения, будто захотел сесть.
— Сел? — полюбопытствовал Рябинин.
— Я не дала.
Ни на ее губах, ни в ее глазах на усмешку не было и намека. Какие усмешки, если разговор о вскрытии мертвецов? И Рябинин подумал, что ее работа еще грязнее его расследований. Видимо, она заметила, что следователь воспринимает рассказ о трупах с долей недоверия.
— Сережа, за счет усыхания и стягивания кожи с умершим может происходить на первый взгляд необъяснимое. Растет щетина, ногти, бельма на глазах…
— Знаю, но чтобы тела садились…
— В них происходит трупная эмфизема, когда образуется сильный поток газов, который в силах тело шевельнуть…
Рябинин знал, что она может рассказать сотню историй, в которых смерть выглядела обыденной, а мертвецы казались всего лишь другими людьми. Но сейчас следователя интересовал иной ракурс загробной жизни. Он протянул опустевшую чашку хозяйке, зная, что она будет наливать чай, пока не кончится беседа.