— Ни малейших, — пожал плечами Жаров. — Но можно подытожить информацию. Что мы имеем на текущий момент? Два странных трупа, одетых в сказочные костюмы. Еще три костюма, заброшенных на крышу гаража. Робота-Буратино, разломанного здесь, в цветнике. Вне всякого сомнения — это одна компания.
— Еще были выстрелы, — продолжил следователь. — И есть человек, который мог их произвести. Я уверен: что-то скрывается в глубине этого темного дома, — Пилипенко оглянулся на виллу. — Что-то довольно страшное. Что-то такое, что либо само может убивать, либо является причиной убийства.
Пилипенко помолчал. Снял с пояса голову Буратино и бережно положил ее на землю. Затем заправил штанины в голенища своих высоких ботинок.
— Что ты собираешься делать?
— Тебе советую сделать то же самое. Мы осмотрим дом. Придется лезть по стене. Штаны будут болтаться и мешать восхождению.
Жаров помедлил.
— Сколько я тебя помню, ты всегда соблюдал законность.
— В тех случаях, когда таковое возможно. Я все обдумал. Ни завтра, ни позже — никто не даст нам ордер на обыск. К этому нет никаких оснований, а хозяин, судя по всему, один из сильных мира сего. Выход у нас только один.
— А Жора с его мониторами?
— В том-то и дело. Мониторов четыре. Один подключен к телевизору. И нетрудно догадаться какой. Юго-восточный угол дома не просматривается.
— Он нас просто пристрелит.
— А если нет? — Пилипенко посмотрел на Жарова с преувеличенным изумлением, и тот понял, что спорить с ним бесполезно.
Дом был сложен из дикого ялтинского камня. Жаров хорошо умел лазить по таким стенам, состоящим из острых выступов и впадин. Предполагаемая мертвая зона — картинка, вместо которой на мониторе охраны шел новогодний концерт, — представляла собой колоннаду, увитую молодой виноградной лозой, карниз, окно на втором этаже и маленький полукруглый балкон — на третьем.
Следователь первым начал взбираться по колонне, словно по стволу дерева. Жаров оседлал соседнюю колонну, и вскоре оба оказались на карнизе. Здесь их поджидало разочарование: створки окна заперты изнутри, фирменный стеклопакет не имеет никаких скоб или задвижек. Фрамуга окна сверху приоткрыта, но это ничего не дает…
— Ладно, — тихо сказал Пилипенко, — один шанс из трех исчерпан, двигаемся дальше.
— Жаров удивился, почему из трех, а не из двух — ведь выше был только балкон… который также оказался запертым. Жаров припал лицом к стеклянной двери, прикрываясь ладонями с боков, но не увидел ничего, кроме тускло блестевших в уличном свете паркетин и какого-то темного предмета, вероятно рояля, посередине комнаты.
— Третий шанс — крыша, — сказал следователь. — У такого дома должны быть мансардные окна.
Перелезть со стены на крышу было поистине цирковой задачей. В какой-то момент Жаров чуть было не выпустил из рук гребень водослива. Пришлось максимально напрячь мускулы и сделать переворот с махом ногой, опять вспомнив пресловутую школьную физкультуру.
Крыша особняка была обшита медью, что свидетельствовало о хорошем достатке хозяина. Ноги скользили по металлу, Жаров ясно представил полукружье балкона, каменные перила, о которые он непременно стукнется затылком, если слетит с крыши…
— Что это еще такое? — услышал он удивленный возглас следователя. — Похоже на… Ни на что не похоже!
Широко балансируя руками, Жаров подобрался к своему другу: тот стоял на гребне крыши, рассматривая некую скошенную колонну, которая возвышалась над медным покрытием сантиметров на восемьдесят. Жаров провел по срезу сооружения рукой — гладкая ячеистая поверхность с рисунком пчелиных сот.
— Похоже на солнечную батарею, ты хотел сказать?..
— Точно! — с иронией заметил Пилипенко. — Что-то научно-фантастическое. Солнечная батарея гораздо больше размером. Впрочем, где вам, гуманитариям, знать! Это устройство предназначено для каких-то иных целей… А вот и мансардное окно, прцчем приоткрытое.
Их было три на каждом скате крыши — наклонных окон вровень с медной кровлей. Одно из них слегка повернуто… Пилипенко нагнулся и осторожно открыл створку. Жаров заглянул внутрь: комната темна. Он посветил миниатюрным фонариком, неизменным атрибутом черной крымской зимы, и увидел, что прямо под окном расположен широкий диван.
— Что ж, — сказал Пилипенко. — По крайней мере, не придется снимать ботинки, чтобы прыгнуть внутрь.
Мансарда оказалась просторным помещением с наклонными стенами, похоже, приспособленным под танцевальный зал. Посередине возвышалась, загадочно и жутко мерцая игрушками, новогодняя елка — настоящая, пахнущая хвоей и смолой.
Луч фонарика отражался в разноцветных шарах и гирляндах. На полу лежал, будто подстреленный влет, бумажный попугай. У треугольной стены громоздился длинный стол, полный закусок, бутылок, антикварных ваз с фруктами и сладостями.
— Странно, — сказал Пилипенко, да Жаров и сам это заметил, — бокалы полны, тарелки тоже, но вряд ли кто-либо здесь притронулся к еде.
— Вообще, все это выглядит каким-то мертвым, — проговорил, поежившись, Жаров.
Казалось, тут ждали гостей, которые почему-то не пришли, будто бы само время остановилось и Новый год пришлось отменить.
У противоположной стены мансарды начиналась лестница, она вела вниз, в то помещение, которое выходило на полукруглый балкон. Друзья осторожно спустились. Здесь стоял рояль, у стены чернел прямоугольный зев камина, издали похожий на квадратный рот Щелкунчика. Какой-то предмет на полу привлек внимание Жарова, он нагнулся, посветил фонариком. Это была большая серая тапочка.
— А где же вторая?
— В том-то и дело! — сказал Пилипенко. — Что-то произошло в этой комнате. Кто-то бежал, потерял тапочку. Какой-то здоровенный Золушка-мужчина.
Пилипенко взял тапочку и повертел ее в руках. Жаров заглянул через плечо друга. Что-то в этой тапочке было странное, будто нога, которая ее носила, была не совсем человеческой…
— Понятно, — сказал Пилипенко, отбросив тапочку. — Похоже, мы с тобой на верном пути, — он кивнул в сторону коридора, который был наконец освещен.
Вероятно, следователю эта серая тапочка рассказала гораздо больше, чем журналисту…
— Пусть мы и будем выглядеть как идиоты, — проговорил Пилипенко, — но, думаю, нам все же следует разуться.
Они вышли в коридор с высоким потолком и канделябрами — на стенах. Старинное зеркало в конце коридора показало кадр из какого-то хорошо знакомого фильма: двое взрослых мужчин шли, высоко поднимая ноги с собственными ботинками в руках. Предосторожность была, конечно, не лишней: за любой из этих стен могла быть спальня, где почивал хозяин дома.
Коридор разветвлялся, Пилипенко без колебания завернул налево.
— Что за черт! — выругался он, остановившись. — Я думал, что здесь будет дверь…
Они повернули обратно и вышли в длинную узкую комнату, снова темную, едва озаренную, как и мансарда, лишь бледным светом уличного фонаря. Хорошо, что в этом доме хоть в коридорах не выключали на ночь дежурные лампы…
Две двустворчатые двери вели дальше, Пилипенко вновь выбрал левое направление. Жаров понял: он хочет обойти дом против часовой стрелки, именно так, как они и начали свое путешествие. Но этого опять не получилось: коридор свернул направо.
Лестничная клетка — вверх и вниз. Спускаться на первый этаж, в объятия охранника, обоим не хотелось. Они поднялись на пролет и вновь попали в светлый коридор.
— Похоже, мы заблудились, — сказал Пилипенко. — Ну что ж, попробуем снова левую дверь.
Они оказались в довольно большом квадратном зале. Пространство зала мерцало: с потолка свисали новогодние гирлянды. На стенах темнели картины, содержание которых трудно было разобрать.
— Стоп! — громким шепотом сказал Пилипенко. — Смотри, еще одна какая-то сущность, вроде тех, умерщвленных.
Жаров обомлел. У стены стояла грузная фигура с округлыми формами, отбрасывая на стену длинноносую тень. В дрожащем уличном свете казалось, что фигура шевелится…