С Тарасом Леонтьевичем секретарша обменялась любезностями сразу. Он с первого взгляда невзлюбил эту бывшую оперную певичку. Она ему платила взаимностью, при любой возможности, к случаю и без случая доставляя юристу неприятности.
Вот и теперь она, плотно закрыв за Глафирой дверь, подбоченилась перед Тарасом:
— Что же вы, проповедник закона, а жметесь к двери… Подслушивать неприлично!
В кабинете разгоралось:
— В общем, так, Борис! Если ты и на этот раз откажешь, я тебя ославлю на весь город! Все наши бывшие коллеги узнают, какой ты стал… — с надрывом говорила Глафира.
— О чем ты? — никак не мог понять Манин.
— Бери на работу мою дочь, и баста!
— Куда?
— В кассу.
— А, в кассу… Так бы сразу и сказала, а то я думал, в бухгалтерию…
— Баран думал, да в котел попал… Вот заявление… Подписывай! Ну, рожай же!.. Вот так… И учти, я тебе твоего свинского отношения к коллеге по партии никогда не прощу!..
От резкого удара в спину секретарша отлетела от двери.
— Чего ухи расставила? — Глафира сверкнула глазами.
— Что вы! Я вон Тараса Леонтьевича сдерживаю! — стала оправдываться секретарь.
— И верно! Не фига ему там делать… От него толку, что от козла молока…
Юрист остолбенел.
Глафира Львовна простучала каблуками по приемной, заглянула в открытый кабинет главного бухгалтера:
— И ты у меня, звезда балета, дождешься!
Тарас потянул ручку двери:
— Борис Антонович… Надо письмо должнику подписать…
Утро сочно облило улочки города. Из-за рассыпчатых крон деревьев появлялись модно одетые банковские служащие и спешили к ступенькам, на которых под высоким прозрачным навесом стояла Глафира Львовна.
Вот пробежал Жора Жигов и поприветствовал легким поклоном:
— Доброго здоровьица…
Гера Зыканов:
— Мое почтение…
Глафира, сложив руки на груди, молча встречала их и молча провожала.
Со стороны каланчи стал увеличиваться банковский «жигулек» и мягко замер на пятачке перед крыльцом. С сиденья поднялась Вероника Семеновна в курточке и безупречном костюме.
Кадровичка показно вытянула руку с часами и, когда та поравнялась с ней, произнесла:
— Опаздываете, моя хорошая, не к лицу это вам! — закачала головой. — Это ведь банк, а не шарашкина контора…
— Что-что?.. — приостановилась главбух.
— Время уже сколько? — повернула к ее глазам пятисантиметровый циферблат.
Вероника Семеновна секунду помолчала, а потом выдала:
— Да пошла тыке… м…!
— Й-а?! — перехватило дыхание у Безбородовой.
Как рыба хватала ртом воздух, подыскивая, что ответить, но Вероники Семеновны уже рядом не было. Ее шаги слышались с лестницы.
Вероника Семеновна открыла кабинет, сняла курточку, повесила на плечики. Расчесалась у зеркала и никак не могла сосредоточиться:
— Вот лахудра!.. Будет еще мне делать замечания… Я каждый день до десяти вечера задерживаюсь…
Возникло желание сразу пойти к управляющему и высказать ему все, что она думает о кадровичке, но, немного успокоившись, опустилась в кресло и занялась текущей работой, которой у главного бухгалтера всегда было непочатый край.
К ее кабинету вереницей тянулись сотрудники подписывать платежки, ставить печать на документы, сдавать отчеты.
Занятая бухгалтерской текучкой, она заметила, как мимо ее дверей прогромыхала Глафира.
«Кляузничать пошла… Ну, пусть только Манин рот откроет».
В течение всего рабочего дня шеф ее не вызвал, а вечером сам, зайдя, завел разговор о другом.
Вероника Семеновна смотрела на своего прощупывающего почву начальника и думала:
«Небось, ждешь, что я первой начну… Нетушки… А сам про ссуду обещанную забыл… Ничего, я тебе напомню».
Белодонский филиал быстро преображался и крепче становился на ноги. Огромные окна облепили решетки из прутьев толщиной в палец. Входная дверь обвесилась металлическими засовами. На первом этаже размножились белоснежные кабинки для кассиров. В холле второго этажа появились кожаные мягкие диваны и кресла. В бухгалтерии вытянулся и загнулся углом ряд из черных столов для операционистов. Шелестели вентиляторы. Гудели кондиционеры.
Пополнялся коллектив сотрудников. С некоторых пор за дисплеем краснел розовыми щеками сын управляющего Кирилл, называемый за свою тягу к изысканным напиткам Кирюхой. Безоконная кладовая превратилась в кабинет безопасника. В нем теперь дневал и ночевал майор запаса Балянский Николай Павлович.
Его на очередной планерке представил Манин:
— Знакомьтесь, наш ангел-хранитель!
— Хм, хранитель, — пробурчала Глафира, недовольная тем, что ее снова обошли с кандидатом на должность безопасника.
— Так что, теперь можно спать спокойно? — спросил сидящий рядом с Глафирой Жора Жигов.
— А как же, только спокойно, — громко засмеялся майор.
— Должен еще добавить, что он мастер спорта по каратэ, — продолжал Манин, не обращая внимания на замечание Глафиры.
— Мастер, неизвестно на какие руки… — комментировала та шефа.
— Бывший сотрудник милиции, бэхаэсэсник, правильно, Николай Павлович?
— Двадцать лет в органах, — зарделся Балянский.
— Да, раз за двадцать лет не выгнали, значит, жук тот еще… — выдала Глафира.
Налегала левым боком на юриста, ногу которого с другой стороны подпирала ляжкой заведующая кассой Анюта.
— Если какие трудности, вам Тарас Леонтьевич поможет! — ни с того ни с сего закончил Манин.
— Юрист мента видит издалека… — проговорил Тарас, освобождаясь от соседок.
Кадровичка наехала на безопасника с первого дня. Бывший майор милиции не так бойко исполнял указания прокурора, приказы начальника милиции, как резво бегал по командам Глафиры. Ему, высунувшему язык отставнику, с раннего утра до позднего вечера приходилось развозить валюту по обменным пунктам, гонять менял-перекупщиков от касс обменника, следить за подъездами к банку и лазить по крышам соседних домов, высматривая подозрительных.
Только Николай Павлович за что-то брался, как Глафира начинала вставлять ему палки в колеса. Если его посылали ехать по обменникам, Глафира отправляла машины за канцелярскими товарами, и бывший майор с инкассаторским портфелем, полным долларов, трясся на трамвае. Стоило ему собраться отправить информацию в головной офис и он подходил к секретарше, чтобы напечатать подготовленный текст, как Глафира заставляла ее печатать какую-нибудь пустяковую бумажку, а Балянский, ожидая, бесился.
У Глафиры был свой богатый опыт изводить людей. И не позаботься юрист о безопаснике, не выплыл бы бывший майор и мастер спорта по каратэ. Сам печатал майору информацию, обзванивал обменники, организовывал рейды по поимке перекупщиков, поддерживал его, как мог, и тот уже нет-нет да и умудрялся укусить Глафиру.
А секретаршу-певичку поймал на подношениях. Заметил, что та постоянно ест шоколадные конфеты. Откуда они у нее в таком количестве? Пригляделся. Оказывается, она приглашала в банк торговок, и те в нем продавали за соответствующую мзду колготки, косметику, заморские тряпки.
Николай Павлович погрозил:
— Не води посторонних в банк!
Секретарша побежала к своей покровительнице Глафире.
Глафира:
— Потерпи, лапка! Мы его уроем…
Если понаблюдать за Глафирой, то не стоит по телевизору смотреть комические передачи.
Вот она еще в утренних сумерках пришла на работу. А дверь кабинета не открывается: ключ не поворачивается.
— Где комендант? — раздается ее металлический крик.
Вбегает комендант, прозванный Туристом за то, что вечно что-
то тащил на спине, и начинает возиться с ключом.
— Когда же ты мне нормальный замок вставишь? — ругает его Глафира.
Тот огрызается:
— Сколько я их уже поменял…
Замки у Глафиры ломались чаще обычного.