Елена Станиславовна выглядела ужасно. Рафаэль поразился, как за такой короткий промежуток времени может постареть женщина. За эти дни у нее появилось много седых волос, на лице — скорбная гримаса. У Сафарова от жалости сжалось сердце. Нет, ни за что он ее не предаст, не оставит «на съедение» ни «мебельщикам», ни каким-либо другим волкам!
Глава 19
Старые долги рано или поздно приходится платить
Гузькова перевели из реанимации в лечебную палату.
Доктор рекомендовал ему не двигаться еще несколько дней, чтобы не возникли осложнения. Боли не было: он принимал хорошее обезболивающее.
Гусь же рассчитывал денька через два-три перекочевать выздоравливать к себе в загородный коттедж.
От телевизора, который принес на днях Сан Саныч, уже тошнило. Да и безопаснее намного — что толку, что сидят возле двери двое — кому понадобится, снимет их запросто. А врагов у Гуся за всю жизнь накопилось много! Да и без них жизнь была бы пресной, неинтересной! Но самое главное — безденежной, а следовательно, ненужной!
Откуда берутся враги? Экспроприировал у него денежки — и вот он уже твой враг! Он-то не понимает, что сам виноват! Не понимает, что дурак, лох, а лохам деньги не нужны, пусть так живут!
С такой концепцией Хлыст готов был бы согласиться, если бы он был в роли лица, осуществляющего сравнительно честный отъем денег, а не наоборот. Хлыст сидел на зоне, когда это произошло, но это сути дела не меняет.
Гусь забрал его источник дохода, не важно, что этим источником Грузин распоряжался, главное — этой кормушкой (пусть она и не единственная) в том числе и Хлыст пользовался.
Как так получилось, что после сходняка двух воров в законе один со своими людьми остался жив, а второй и все его люди — покойники? Кажется, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться! Этот, оставшийся в живых, — козел и заслуживает того, чтобы его замочить!
Как только Хлыст условно-досрочно освободился, он тут же занялся первоочередными делами по восстановлению справедливости. Притоны района он пока жесткой ревизии не подвергал, снял с них только за все время, пока на зоне чалился, свои законные проценты.
Хотел было зависнуть на недельку по злачным местам, но, узнав, что Гусь находится в «Склифе» с огнестрельным ранением, изменил свои планы. Гульба может и подождать, а вот Гусь ждать не будет. Выпишется — потом охоться за ним! А больничка — самое подходящее место для сведения счетов!
Долго раздумывать, когда такой фарт катит, глупо. Хлыст взял с собой троих проверенных братков, подождал вечернего времени, когда еще не так пустынно, а весь основной больничный персонал уже линяет домой, и отправился восстанавливать справедливость, благо что один из хлыстовских помощников недавно там лежал, в том же отделении и тоже с огнестрелом, так что прекрасно знал все порядки и особенности пропускной системы.
Хлыст сотоварищи беспрепятственно прошли через дыру в заборе, в лечебный корпус — через неохраняемую дверь, через которую больным еду возят. Надели принесенные с собой халаты, больничные маски и собрались пройти по палатам в поисках «пациента». В каждую заглядывать не пришлось. Возле палаты с номером триста тринадцать сидел спортивного вида мужчина.
Охранник подозрительно посмотрел на «докторов». Пока он их разглядывал, Хлыст успел аккуратно прицелиться и нажать на кнопку баллончика с профессиональным нервно-паралитическим газом, который он держал в левой руке. Охранник, если это был он, а не случайная жертва, затрясся в судорогах.
Хлыстовец взял его за шкирку и затащил в палату.
Бандиты не ошиблись. На кровати лежал Гусь, рядом сидел Плешь. Взгляды «мебельщиков» уперлись в три ствола с глушителями.
Гусь приподнялся на кровати, но только для того, чтобы словить лбом пулю. Ему никто не стал объяснять за что, мол, «ты был таким падлой, сделал то-то и то-то, вот и получай!». На том свете эта информация им не понадобится! Хлыст стрелял сам, не любил перепоручать кому-либо ответственные участки работы.
Плешь не хотел умирать ни в коем случае. Он никому ничего плохого не сделал! Что из того, что ему иногда приходилось кого-то избивать или даже убивать? Он никакой неприязни или злобы к этим людям не испытывал, садистского удовольствия тоже — наоборот, это было ему неприятно. Он выполнял только приказы своего хозяина, а те жертвы все равно были обречены.
С виду глуповатый, на этот раз Плешь нашел нужные слова, чтобы отложить свой конец:
— Деньги! Много денег! Они будут вашими! Три лимона евро!
— Стойте! — остановил товарищей Хлыст. Глушителем пистолета озадаченно почесал себе за ухом. — Звучит интересно.
Плешь, зная, чем это может кончиться, и не думал тянуться за пистолетом, рукоятка которого удобно торчала под мышкой. Он держал руки поднятыми. Поглядывая на пульсирующий фонтанчик крови, брызжущий изо лба свежеубитого, пояснил:
— Они скоро будут деньги передавать — три лимона евро! Сначала Сафарову из «Эванса плюс». А он их должен передать замминистра Евсееву.
— А ну-ка, давай подробности!
Плешь послушно с магнитофонной точностью передал содержание разговора Гуся и Сан Саныча в больничной палате.
— Тебя стоило бы отблагодарить за ценную информацию, — усмехнулся Хлыст, после того как внимательно выслушал. — Да тебе эта благодарность теперь уже ни к чему, надо о душе подумать!
Хлыст быстрым движением направил дуло пистолета на Плешь. Тот, как по команде, выпучил глаза и раскрыл рот. Успела проскочить мысль: «Как же так, получается, зря, за просто так своих продал? Обидно!»
Глава 20
Совесть
Анна неожиданно пошла на поправку.
Сафаров уже потерял надежду, а тут как будто в ее голове переключатель щелкнул. Только вчера еще лежала, глазами лупала. Как собака, все понимала, только сказать ничего не могла.
А сейчас вдруг ни с того ни с сего начала делать все сразу — подниматься с кровати, разговаривать.
Удивительно, но и будущий ребенок сохранился, хотя удары дражайший экс-муженек наносил и в живот.
Доктора разрешили с ней общаться следственным органам. Анна показала на своего бывшего мужа, Виталика. Объявили во всероссийский розыск.
Рафаэль ходил на работу в приподнятом настроении, за последнее время это было редкостью.
Даже Елена Станиславовна заметила:
— Что это ты, Раф, цветешь и пахнешь? Есть причины?
— Да понимаете, Анна на поправку пошла. Да так быстро, в один день намного лучше стало… Вы разрешите, я сегодня пораньше уйду, надо к ней заехать?
— Можешь идти. Да и мне надо бы ее навестить! А то неудобно как-то. За все время ни разу не ходила!
— Ну что вы, никто вас не осуждает. К тому же в «Эвансе» столько произошло за последнее время!
— Это, знаешь ли, не оправдывает. Передай ей, что я завтра заеду… Да почему завтра? Поеду сегодня же, вместе с тобой.
Анна была удивлена. Никак не ожидала увидеть здесь Семкину.
Семкина подарила ей букет, поприветствовала:
— Здравствуй, Аня! Очень рада, что тебе лучше!.. Мы вот тут принесли тебе кое-что! Угощайся!
Анна отреагировала как-то странно. Вместо того чтобы изобразить радость, рассеянно покивала, не глядя на гостинцы:
— Да, да… Спасибо.
Елена Станиславовна предпочла не заметить:
— Ну, рассказывай, как себя чувствуешь?
— Плохо, Елена Станиславовна!
— Что такое, деточка?
— Елена Станиславовна, это я подожгла фабрику!
Семкина подумала, что ей послышалось:
— Что?
— Я подожгла склад на фабрике!
Удивительно, но Елена Станиславовна почувствовала спокойствие. По всей видимости, организм уже отказывался реагировать на болезненные ситуации. Своеобразный иммунитет на стресс.
— Простите меня, Елена Станиславовна! — Анна побледнела, но выглядела спокойной. — Впрочем, вы имеете полное право считать меня своим врагом…