Ничего бы не было.
Но не вы убили Натана Альтермана».
— Научный работник, — сказал Вайншток, — обязан думать не только о красоте открытия, но и об ужасных последствиях, которые оно может вызвать. Если бы не я, Натан был бы жив.
Он сидел, опустив голову, руки его лежали на столе, и пальцы совершали странные движения, будто отплясывали танец без ритма.
— Если бы Натан остался жив, — сказал Беркович, — неизвестно, чем кончилась бы эта история для всего нашего мира.
Он хотел, чтобы Вайншток перестал думать о себе и собственной несуществующей вине.
— Не знаю, — пробормотал тот. — К чему стремится эволюция? К достижению совершенства? Что такое совершенство в биологическом мире? Человек — вершина эволюции? Не думаю. В кого мы превратимся через миллион лет? В существ, способных жить в космическом пространстве? В полубогов? А к чему могла привести квантовая эволюция, жизнь без жизни? Разум, абсолютно не отвечающий нашему представлению о разуме. Человек — упрощенная модель идеального биологического существа. И куклы — очень упрощенные модели… чего? Идеального предмета? Какой была бы седьмая модель? А двадцать шестая? Вы видели, они становились все более совершенными!
— Да, — кивнул Беркович. — И еще — эволюция ускорялась. Если бы Натан не погиб, эволюция моделей продолжалась бы, и следующая появилась бы опять в запертой комнате, будто нарочно глумясь над здравым смыслом… Когда?
Вайншток посмотрел на часы, висевшие над кухонным шкафчиком. Часы показывали двадцать три минуты второго. Ночь. Наташа давно спит, Арик вертится в кроватке, он обычно в это время хочет в туалет, но не просыпается, борьба желаний с потребностями продолжается минут десять, а потом он слезает с кроватки, перебираясь через барьерчик, и, потирая глаза, бредет в коридор, где его уже ждет Наташа, она, конечно, проснулась, услышав возню сына, у нее выработался условный рефлекс…
Беркович загасил в сознании привычную картинку. Спать ему совсем не хотелось. Напротив, он ощущал подъем, как после удачного ареста, когда собраны все доказательства и преступник не думает отпираться.
— Если бы Натан остался жив, — медленно произнес Вайншток, — очередная модель возникла бы сегодня в восемь утра. Плюс-минус минут десять.
— А следующая? Я составил график, и у меня получилось, что каждый следующий интервал времени вдвое меньше предыдущего. Куклы появлялись бы чаше и чаще…
— Все гораздо хуже, — мрачно заметил Вайншток. — Это не геометрическая прогрессия, как вы себе вообразили. Третья модель, та, что была в спинке кресла… У меня были подозрения, и я получил подтверждение. Это ряд чисел Фиббоначчи.
— Фиббоначчи? Я не очень…
— Каждое следующее число является суммой двух предшествующих, — пояснил Вайншток. — Нуль, единица, еще раз единица, потом двойка, тройка, за ней…
— Пять, я понял.
— Правильно. Дальше восемь…
— Тринадцать, — подхватил Беркович. — Но интервалы увеличиваются, а не уменьшаются! И числа не совпадают.
— Это обратный ряд. И если принять за единицу интервал между пятой и шестой куклами…
— Двенадцать дней?
— Да. Тогда и получаются даты: четвертое июня, одиннадцатое мая, пятое апреля… и так до второго ноября. На самом деле интервалы не точно измеряются сутками, и время смещается к утру…
— Понятно, — пробормотал Беркович.
— Ничего вам еще не понятно! — воскликнул Вайншток. — Если бы Натан остался жив, модель появилась бы сегодня, в восемь часов. А интервал до появления следующей был бы равен…
— Единице? — подсчитал в уме Беркович. — То есть двенадцати суткам?
— Нулю он был бы равен! — Вайншток ударил по столу кулаком и зашипел от боли. — Нулю! Вы знаете, что это могло бы означать?
— Нет.
— И я не знаю! Мгновенное возникновение миллиардов кукол? Бесконечного числа? Что это было бы? Черная дыра с массой, равной массе Вселенной? Мировая катастрофа? Хорошо, что Натан умер, скажу я вам!
Беркович прерывисто вздохнул.
— Смерть Натана остановила процесс?
— Конечно. Процесс квантовой эволюции не происходит без наблюдателя. Это не акт творения, если такая мысль пришла вам в голову. И Натан не был демиургом, если вы об этом подумали. Он был наблюдателем. Этого достаточно.