Для несведущего это ничего бы не значило, могло выглядеть как простое любопытство, чтобы поздравить при случае, но Серый-то понимал, что она хочет построить его гороскоп и вычислить, хороший ли это человек или нет, насколько он совместим с нею и стоит ли начинать с ним отношения.
Серый ответил: что день рождения у него еще не скоро, сам же бросился на астрологические сайты — пытаясь разобраться, какой знак Зодиака назначить Тарасу, чтобы он подошел наверняка. Беглое путешествие разочаровало, так как разные статьи противоречили друг другу, и в мире астрологии царил полный сумбур.
Дуреха! Ведь считает себя какой-то особенной, избранной. Что душа, дескать, рождается соответственно своим достижениям в прошлой жизни, которой нет. И хорошая душа рождается, конечно, в Москве, а плохая — где-нибудь в Казани. Хорошая — в теле славянина, а плохая… Просто фашистка. Недаром он выбрал образ Тараса — светлоглазый блондин.
Меж тем от Наташи пришел новый запрос, она повторяла свое требование: назвать дату рождения, место и время, то есть в котором часу он родился. «Да зачем это Вам?» — отписал ей Серый, а сам лихорадочно продолжал катать по монитору страницы… Нет. За отпущенные ему минуты он не сможет врубиться в астрологические нюансы. Доктор, конечно, мог бы забрать у него компьютер, майор. До завтрашнего вечера Серый бы покорпел над этой наукой, ему не впервой было изучать и решать самые сложные проблемы за рекордно короткие сроки, только вот стоит ли игра свеч? В конце концов, не прекратит же она с ним общение, если у него будет какой-то не тот гороскоп? Что ж, лев так лев…
Вскоре выяснилось, насколько он был не прав, недооценивая значение астрологии в жизни любимой женщины.
«Родился я 8 июля 1975 года, в Москве, — написал он, сбросив свой реальный возраст, чтобы Тарас был на десяток младше ее. — Где-то в восемь утра».
«Спасибо, Лев Тарас!» — немедленно отозвалась она. «Данные — это дата рождения полная — со временем суток и местом, для построения Вашей астрологической карты. Посмотрю, может, что полезное скажу. Я соображаю в этом».
Серый прождал весь вечер: больше писем не было. Сколько же времени ей надо, чтобы построить карту? Насколько он знал, компьютер делает это мгновенно.
Не было письма и на другой день. Он сам написал ей к вечеру, но она не ответила. Серый понял, что произошло: звезды сказали Наташе, что этот человек ей не подходит.
На другой день он сочинил красивое, отчаянное письмо, полное хитрых комплиментов и страстных просьб не покидать его в тяжелом недуге, особенно потому, что недуг этот временный. Рассказал «о себе», о том, что он любит, о чем мечтает. Вспомнил даже, что ей особенно нравился сиреневый цвет, сказал, что почему-то всю жизнь любил именно такой цвет и пристегнул к письму фотографию сиреневых лилий, ее любимых цветов. Пространно описал свой велосипед, погибший в глубоком ущелье, выбрав в инете именно ту модель, которая была у самой Наташи. Он многое знал о ней, знал с детства, это давало ему преимущества. Тарас Балашов получился ее отражением в мужском зеркале, отпечатком в камне, вторым «я». Кто из нас не мечтает встретить себя самого? Серый бросил все дела, отменил все контакты и часа два создавал письмо. Он так явно вообразил себе палату в военном госпитале с видом на бескрайнюю гладь Байкала, стройный кактус-молочай на полу под большим высоким окном, что чисто автоматически вылились из его души стихи…
Он был вознагражден: Наташа захватила наживку и отозвалась: «Не покину Вас, Тарас, не бойтесь! Кто ж мне тогда такие красивости будет писать?»
Крошечная рожица смайлика в конце письмеца намекала на то, что комплименты осознанны и приняты.
Так продолжилась их переписка, она длилась уже больше месяца, и Наталья, похоже, просто виртуально влюбилась в него, чему немало способствовала проза Тараса Балашова, которую она порой похваливала, не забывая поставить опять же смайлик, дабы показать, что эти миниатюрные рецензии все же отчасти комплимент. Женщина, которую он считал навсегда утраченной, теперь была в его руках… Увы, не в его, конечно. В руках пресловутого Тараса Балашова, которого он сам и создал. Внешность одного человека, проза — другого, письма и чувства — третьего, то есть — его самого.