Есть ли о ком жалеть, о чем? Родители умерли, друзей у него давно нет. Останется, правда, соратник Бурышев, единственный на земле, посвященный в его тайну, но с ним можно что-то решить… Впрочем, не нужно: он будет молчать до гроба, сам повязан. С легкой грустью он подумал о своем доме, типа: никогда больше не вернусь в этот дом, собственный, дорогой сердцу дом, переделанный из усадьбы русского помещика, который — как знать? — в этих сводчатых подвалах тоже пытал людей, своих крепостных крестьян…
Мысль умереть, оставшись живым, уйти за кулисы бытия, но все же видеть, что происходит на сцене, отозвалась замиранием в груди, будто в предчувствии какого-то немыслимого счастья. Кому, когда могло бы удаться такое… Просто прожить жизнь заново, сообразив себе индивидуальный, отдельно взятый рай.
Это решение было принято не только из-за Натальи. Решение тяжелое. Он должен пойти на предательство двух своих компаньонов — равноправного и младшего. Пусть будет так. Мировой экономический кризис нарастает, и неизвестно, что ждет нас всех дальше. Он предлагал им временно остановиться и прикрыть фирму. Оба ни в какую не соглашались, меж тем как капитал таял с каждым днем. Ну что ж! Он сохранит пусть оставшуюся его часть, пусть только для себя, но не даст ей пропасть. И никого он не предаст, ибо как может предать мертвый?
По законам девяностых, смерть списывала любые мыслимые грехи. И немыслимые тоже, подумал он, ясно представив лабораторию Бурышева и его аппаратуру. Компаньоны, хоть и не жили уже по этим законам, но хорошо помнили о них.
— Меня шантажируют, Петенька, — сказал он младшему.
— Кто? По какому поводу? — возмутился компаньон. — Да мы их… Что же ты мне раньше не сказал?
— Это голос из далекого, очень далекого прошлого, — сказал Серый. — Очень сильный голос. Я тебе потом расскажу.
Этого было достаточно. Потом Петенька вспомнит этот разговор.
Все деньги фирмы были записаны на его имя — как его личный счет. Компаньоны безоговорочно доверяли друг другу. Это было их ошибкой. Серый заехал в отделение небольшого неприметного банка и открыл там счет по фиктивному паспорту, на одно из своих запасных имен. Все люди, которые знали о существовании этого паспорта, были давно мертвы. Версия будет такой: он испугался, до сих пор бесстрашный и злой, растаял, словно кисель, заплатил из общака выкуп неведомым шантажистам и умер, не вынеся собственного позора.
Возможно, о его смерти напишет какая-нибудь газета, прошелестит интернет. Вероятность того, что банковская девушка читает и смотрит, была ничтожно мала, да и если увидит, то что? Позвонит в редакцию и скажет, что человек, который покончил с собой под именем Орлова Сергея, открыл в банке счет на другое имя и обналичил крупную сумму?
Накануне решающего события он решил почистить интернет…
Это был один из тех странных моментов судьбы, когда все решает простая рекомбинация клавиш. С прежней жизнью было покончено навсегда — какой смысл проверять почтовый ящик трупа? Тем не менее удалить все ящики, принадлежащие конкретно Сергею Орлову, имело смысл: ведь Сергей Орлов будет завтра найден мертвым в своем коттедже, с предсмертной запиской, с дыркой в вене, с одноразовым шприцом, судорожно сжатым закостеневшими пальцами. Бррр!
Вполне логично, если отчаявшийся удалил свои ресурсы из сети. Выбыл, так сказать. Серый пощелкал клавишами и вычеркнул из реальности все три свои ящика: личный, деловой и секретный. «Согласны ли вы удалить почтовый ящик такой-то и всю содержащуюся в нем корреспонденцию?» — трижды отметил и подтвердил этот отчаянный вопрос.
Но как быть с четвертым ящиком, с тем, который он нынешней весной сгенерировал сам, который принадлежал якобы Тарасу Балашову, но с фотографией Влада Синеухова? Также бы удалить… Серый вызвал из закладок его адрес и обомлел. В ящике висело одно-единственное непрочитанное письмо: оно было получено через форму Прозы-ру. Адресовано Тарасу Балашову. Написано Натальей Петровой. Вчерашней ночью.
Серый не сразу открыл его. Странным казался ему сам факт существования этого письма, будто бы перед ним был какой-то подлог, чья-то странная игра… С какой стати Наталье писать через форму, когда уже выяснилось, что Тарас Балашов — не тот, за кого себя выдает, что настоящий Тарас лишь однажды огрызнулся, когда Наталья по ошибке написала ему, что этот истинный Тарас вообще не имеет к ней никакого отношения?