Решение было найдено в течение минуты: сделать сечение «штуки» не круглым, как у трубопровода, а в виде двутавровой балки — всем известного рельса. Рельс обладает огромной прочностью на разрыв, и каждый инженер это знает. Почему же никто — ни в классе, ни в реальной ситуации! — не подумал о рельсе? Психологическая инерция! Труба — это круглая штука. Вы сразу ее представляете, услышав знакомое слово.
Та же ситуация сложилась в квантовой физике, когда Хью Эверетт в середине прошлого века предложил свою многомировую интерпретацию квантовой механики. В обиход физиков вошел термин «параллельные миры», возникающие всякий раз, когда в природе происходит акт квантового взаимодействия. Термин пришел из фантастической литературы, где возник гораздо раньше и был вполне легитимен. Трудно сказать, почему физики не придумали свой, правильный термин для явления квантового ветвления, но «параллельные миры» оказали на развитие квантовой физики отрицательное воздействие. Разумеется, сугубо психологическое. Если миры параллельны, то они никак не могут взаимодействовать друг с другом, они друг с другом не соприкасаются ни в какой точке. Мы в принципе ничего не можем знать о параллельных мирах и даже о том, существуют ли они на самом деле, а не являются исключительно математической абстракцией. Невозможно придумать и провести эксперимент, который доказывал бы, что параллельные миры существуют реально. «Следовательно, — говорили противники многомировой интерпретации квантовой механики, — теория Эверетта не может ничего предсказать и ничего доказать. Вывод — эта так называемая теория противоречит главному принципу науковедения по Проппу: ее невозможно ни подтвердить (принцип фальсифицируемости), ни опровергнуть (принцип верифицируемости). А теория, которую ни подтвердить, ни опровергнуть невозможно, не является научной. Точка».
Сейчас прекрасно известны десятки методов доказательства существования эвереттовских миров. В одной из многочисленных реальностей мы и живем. Термин «параллельные миры» из физики изгнан.
1б.
2022. Вадим Бердышев. Санкт-Петербург.
В своей комнате Вадим не спал уже полтора года, прилетел вечером, самолет из Амстердама опоздал на час, отец встречал в «Пулково», сумбурно обнялись, произнесли положенные слова, но ничего, кроме усталости, Вадим не чувствовал. С отцом он и раньше не был близок, а после переезда и вовсе предпочитал разговаривать с матерью, посылая отцу приветы и даже не зная, передавала ли ему мама хоть слово.
«Как работа?» — «Нормально». — «За полтора года две статьи — немного».
Отец, видимо, покопался в академической поисковой системе. Две статьи — немного, да, но одна в Nature, вторая в Physical Review Letters, и множество ссылок, потому что уравнения, которые они с шефом решали — и решили, хотя и в достаточно простом приближении, — означали некоторый прорыв в исследованиях многомировых возможностей квантовых компьютеров. По дороге в Питер (почему-то не выговаривалось даже мысленно «домой» — в Питер, к родным, к себе-прошлому) он набросал в наладоннике схему нового решения уравнения склеек; точнее, одного из уравнений, откуда предполагал «вытащить» распределение частот склеек в гильбертовом пространстве. В машине, механически отвечая на вопросы отца, думал об уравнениях, о матери, о погоде, об Иосифе, которому надо позвонить утром или даже прямо сейчас — договориться о встрече, давно не виделись, да и разговаривали в последнее время редко. Дружба не то чтобы отошла на второй план, но стала не очень необходимой — другие времена, другие надежды, «другая жизнь и берег дальний…»