Глава 7
Чужие
Шофер Толик был без сознания. Егор почувствовал это, когда нечто тяжелое с медвежьей непосредственностью навалилось с левой стороны. Он с усилием повернул голову, осторожно попробовал подтянуть к себе левую руку: не тут-то было. Он опустил взгляд. Наручники. Нас пристегнули друг к другу наручниками, вот ведь подлость…
Спереди, над спинками сидений, маячили два затылка: один коротко стриженный, пепельно-серый — на месте водителя, и второй, рядом — огненно-рыжий, похожий на растрепанное солнце в миниатюре.
— Эй, мужики, — позвал их Егор.
Рыжий затылок обернулся.
— Сыч, тут один очухался. — Голос был совсем не злобный — скорее, веселый. — Ты откуда взялся, клоун?
— Да я случайно, — Егор шмыгнул носом. — Голосовал на обочине, они остановились. Я попросил подбросить до поселка… Мужики, не убивайте, а? Ей-богу, я не при делах.
Рыжий согласно кивнул.
— Кто бы сомневался. Слышь, Сыч, что с ними делать-то?
Седой «ежик» за рулем был монументально-неподвижен.
— Свернем в лес, отведешь подальше, вручишь лопату, пусть могилу себе роют. Потом кончишь обоих. Нам только за бабу заплачено.
Седой «ежик» — тот, кого подельник назвал Сычом, — крутанул руль и выехал на просеку меж темных елей. Проехал чуть-чуть, прыгая на ухабах, и заглушил двигатель.
— Конечная, — объявил он. — Вылезайте шустренько.
Егор замешкался: надежно вырубившийся Толик висел мертвым грузом, сковывая движения. Сыч почти без напряжения взял обоих за шиворот и вытряхнул на землю, точно котят. Толик очнулся, недоуменно посмотрел вокруг и спросил:
— Че за ботва-то, мужики?
— Скоро узнаешь, — хохотнул рыжий парень, взглянул на остановившийся вплотную «Ситроен» и облизнул губы. — Сыч, а может, того… Мы с Кабаном пока пассажирку постережем, а ты этих бакланов кончишь?
— Заглохни, — равнодушно бросил Сыч и повернулся к напарнику. — Кабан, как там баба?
Третий ряженый «мент» — рыхлый, потный, с круглым животом-тыквочкой, выплывающим из-под ремня, с трудом выполз из-за руля «Ситроена».
— Порядок. Как стали в лес въезжать, попробовала дверцу открыть на ходу. Я ей в морду хлороформом… Отсыпается.
— Смотри у меня. Если тронешь ее хоть пальцем — лучше сам потом удавись.
Они брели сквозь чащобу, без тропы, путаясь в траве и задевая сухие коряги, по-бультерьерски хватающие за щиколотки.
— Может, отпустишь? — подал голос Егор, обернувшись через плечо. Конвоир держался грамотно, не далеко и не вплотную: в случае чего не промахнется, а самого не достать ни рукой, ни ногой, разве что в прыжке… Но бугай Толик гирей висит на плече, вот черт… — Зачем тебе статья за убийство? Тебя Сыч кровью вяжет, разве не видишь?
Рыжий усмехнулся:
— Кровью… Ты прям юморист. Я за свою жизнь жмуриков наклал — пальцев не хватит пересчитать.
— Ты еще молодой вроде, — удивился Егор. — Когда успел?
— А я первого мочканул еще в малолетках, — охотно пояснил конвоир. — Хотел в подворотне лопатник тиснуть, а фраеру, видать, жалко стало. Здоровье бы лучше пожалел.
Очередная коряга услужливо выросла на пути, словно живое существо. Егор споткнулся и упал, рефлекторно выставив вперед ладони. Шофер Толик, все еще пребывающий в счастливой прострации, не удержал равновесия и грузно навалился сверху, прикрыв своим телом руку Егора, скованную наручником. Ох, как удачно…
— Давай, давай, — угрюмо проговорил рыжий. — Пошел вперед!
— А вот фигу, — с отчаянием сказал Егор, моля всех богов, чтобы Толик провозился на земле подольше. «Хотя бы несколько секунд, — немо шептал он, — несколько вшивых секунд, это все, что я попрошу к своему дню ангела, который будет только через полгода». — Хочешь стрелять — стреляй здесь, хватит жилы тянуть.
Рыжий, ухмыльнувшись, положил палец на спусковой крючок.
— Как пожелаешь. Топай вон на ту поляну. Там дело и решим.
Поляна была небольшая — не поляна даже, а прогал меж деревьев с останками старого кострища. В кострище валялись зеленые попки от съеденных огурцов, хлебные корки и пустая емкость из-под «Очакова». Пировал кто-то…
Хорош, — сказал рыжий, усаживаясь на отполированное задницами бревно. — Копайте живо, а то мне еще назад переть.
И бросил лопату Егору под ноги.
— Может, одумаешься? — на всякий случай спросил тот. — Лишний грех берешь на душу.
— Не волнуйся. На том свете разберутся, у кого грехов больше, у кого меньше.
— Как знаешь, — тихо проговорил Егор.
Майор Свидригайлов, ночной кошмар курсанта Волынова и ста двадцати его товарищей, умел виртуозно освобождаться от наручников.
«Запомните, парни, — говорил он в минуты сытой умиротворенности. — Кости плюсны расположены довольно далеко друг от друга, а значит, их можно сложить так, что они сойдутся. Поначалу будет немножко больно, нуда ничего, потерпите. Бабы вон тоже терпят, когда брови выщипывают. Зато, может быть, однажды это спасет вашу никчемную задницу. Ну-ка, по команде.
Парни, ясное дело, старались вовсю: их лица багровели от натуги, из глоток с шипением вырывались ругательства, запястья покрывались ссадинами… Вдоволь насмотревшись на это непотребство, майор Свидригайлов сплевывал сквозь зубы и бормотал: «Салаги, мать вашу через день. Как вы умудрились дожить до своего возраста?» И изящным движением стряхивал с рук «браслеты», как стряхивают воду.
Подобного мастерства Егор так и не достиг, однако ремеслу худо-бедно выучился. Тех двух минут, что он пролежал под китообразной Толиковой тушей, ему хватило с запасом. Остальное время, пока шли до поляны, он лишь усердно делал вид, что по-прежнему прикован к товарищу. Парень с автоматом должен был в это поверить. Он и поверил.
Во всяком случае, искренне удивился, увидев Егора отдельно от приятеля. Он даже раскрыл рот от удивления, и Егор, распластавшись над землей в длинном прыжке, с размаха вогнал туда лезвие саперной лопатки.
Парень всхлипнул — как-то очень по-детски, обиженно и беспомощно. Бесполезное оружие отлетело в сторону, глаза расширились и замерли, запечатлев в зрачках маленькое облачко среди ясного неба, одинокое, желтоватое по краям, будто намазанное маслом… Егор упал сверху на противника, вгоняя собственное тело в удар и уже понимая, что правки не требуется. Толик придирчиво осмотрел свое запястье, взглянул на мертвого конвоира, на Егора и спросил с суеверным ужасом:
— Ты как это, а?
— Потом объясню, — проговорил Егор, в темпе обыскивая покойного. — Побудь пока здесь, хорошо?
— А ты куда?
— За Марией.
— Ну вот уж хрен ты без меня пойдешь, — возразил Толик. — Я за Марию кому хочешь глотку перегрызу, а ты меня — жмуриков стеречь… Как будто они гулять уйдут.
— Ладно. Только уговор — без самодеятельности. Иначе обоих положат.
Толик хотел возмутиться (лезут, мол, тут всякие в воеводы), но вспомнил пустые наручники, лопату в горле рыжего уголовника, вздохнул и буркнул без особой теплоты:
— Черт с тобой, командуй.
«Ситроен» и полицейский «УАЗ» по-прежнему стояли посреди просеки, мирно касаясь друг друга радиаторами. Внутри машины, на передних сиденьях, Егор разглядел Марию и Сыча. Сыч о чем-то спросил девушку — та испуганно вжалась в спинку кресла и покачала головой. Сыч рассмеялся, протянул руку к Марии и рванул на ее груди блузку.
— Ты когда-нибудь стрелял из автомата? — спросил Егор.
Толик облизнул сухие губы.
— А чего тут… Невелика премудрость.
— Тогда лежи здесь. Когда я окажусь позади толстяка, дай очередь в воздух.
Толик взволновался.
— Погоди… А не проще этих уродов отсюда пощелкать? Патронов хватит…
— Не проще, — лаконично отозвался Егор и, согнувшись в три погибели, стремглав рванул к «Ситроену».
Он почти достиг цели, когда под ногой оглушительно, на весь лес, хрустнула ветка. Толстяк повернул голову — Егор едва успел с разбега закатиться под задний бампер «Ситроена». Толстяк, поразмыслив, осторожно присел на корточки, и Егор близко, в полушаге от себя, увидел густо припорошенные пылью форменные ботинки.