А эта особа опасна. Она уже все поняла! А после подвала Галаева уже ничему не поверит.
Что с ней делать? Запугать? Купить? Соблазнить?
Все это очень опасно и без гарантий.
Гарантия только в одном. Слесарь за десять тысяч баксов сделает все аккуратно. Где-нибудь в тихом лесу зароет на дне оврага и дерном прикроет.
Она баба одинокая, и искать ее никто не будет.
Телефониста Панин не знал. Он слышал рассказы Лобачева, но этот Гена был для него фоном, деталью, инструментом. Как зонтик, автомобиль, офис, магнитофон. Некий неодушевленный элемент плана действий. В нужный момент офис надо закрыть, жучки снять, телефониста убрать. Все понятно. Тут все без эмоций. Но тут все сложнее в смысле совести.
А с этой женщиной совсем другое дело!
Эта Раиса смотрела ему в глаза, она плакала, она покорно соглашалась.
Нет, он не сможет дать команду убить.
Лучше запугать! Сильно и страшно запугать. И подписку взять. Вернее, две-три расписки с разными деталями. Я, такая-то, получила деньги за работу по шантажу и вымогательству. Все осознаю и готова работать дальше.
Она напишет. Жить захочет, так напишет. И этих бумаг будет бояться. И поэтому молчать будет.
Панин успокоился и даже повеселел. Он въехал в Москву, насвистывая бравурную мелодию. Он знал, что в офисе его должны ожидать новости. Он даже не сомневался, что это должны быть приятные новости.
Здорово придумал Лобачев с этим «самодуром». Сразу всех одним махом. Панин никогда не был на рыбалке, но сейчас его охватил именно рыбацкий азарт. Они долго и тщательно готовились, монтировали снасти, искали наживку, и вот-вот над поверхностью воды должен появиться улов. Ну не шесть, не пять рыбин, но уж три-четыре должно быть.
А если ни одной?
Настроение Панина резко сменилось от бурной радости до ожидания возможного срыва и провала.
Сегодня утром истекло время ультиматума. До этого часа все объекты должны были переслать деньги в Будапешт.
По сводкам, за вчерашний день настораживающих моментов не было. Правда, днем и вечером последовательно вырубились жучки у трех объектов. Сначала у Елагиной, затем у Айрапетова и Акмеева.
Это нормально. Они не могли не понять, как были получены сведения об их грехах.
Панин буквально влетел в офис. Лобачев что-то озабоченно обсуждал с Елизаветой.
— Как результат, Федор? Я места себе не нахожу. Говори скорее.
— Частичный успех.
— Быстрее говори. Кто и сколько перевел?
— Дроздов и Масловский пока молчат. Дроздов, тот просто распустил всех сотрудников на недельные каникулы.
— Дальше!
— Айрапетов и Акмеев перевели суммы в полном объеме. Наш Иштван уже работает по дальнейшему переводу денег и закрытию счетов. Сумма составляет…
— Да я помню все! Как Елагина?
— Вот здесь основной вопрос. Она, понимаешь, и перевела, но не все. Пятьсот тысяч перевела.
— Но с нее три миллиона. Она нам еще два с половиной должна. Она это понимает? Ты ей звонил?
— Звонил. Вот слушай, что она вещает. Я, говорит, знаю, что вы честно заработали. И сумму правильно определили. Но если все вам отдать, то вы через месяц добавки запросите. Даю вам часть, а через некоторое время дам еще. А мне, говорит, вы ничего не сделаете. Я для вас курица, несущая золотые яйца. Ты, Володя, можешь ей в логике отказать?
— Да какая логика! Пусть отдает все, и немедленно. Иначе я'ее с дерьмом смешаю.
— И больше от нее ни цента не получишь…
— Да не нужны мне ее деньги поганые! — Панин даже сам удивился столь абсурдному заявлению и натянуто улыбнулся.
— Вот именно, — продолжал Лобачев, — не нужны нам ее евро. Мы эти деньги так берем, из сострадания. Но не это главное. Она, ты слушай внимательно, предлагает встретиться. Ей нужны специалисты такого уровня для конкретной работы. И взаимная работа может ускорить решение наших финансовых вопросов.
— Ну а ты?
— Сказал, что мы подумаем, и повесил трубку. Дольше я не мог. И так время перебрал. Могли засечь.
Все три компаньона замолчали, напряженно разглядывая стены, пол и крышку стола.
Первым не выдержал Панин:
— Скажи, Федор, чего она от нас хочет?
— Правильно понимаешь. Еще вчера мы от нее чего-то хотели, а сегодня она от нас. Елагина инициативу перехватила.
— Но она за эту инициативу пятьсот тысяч долларов заплатила, — заметила Елизавета.
— Правильно! — Лобачев встал, отошел к окну, резко повернулся и начал говорить четко, методично, как профессор на кафедре: — А нам-то что делать? Рассмотрим варианты. Первое: все бросаем и перебираемся в будапештские квартиры. Денег у нас меньше, чем хотелось бы, но больше, чем могло бы быть. На одни проценты можно сносно жить. И новую фирму раскрутить хватит. Второе: встречаться с Елагиной и работать с ней.
— А риск какой? — осторожно вставил Панин. — Ее ребята тут же нас скрутят.
— Риск минимальный. Она понимает, что на встречу прибудет кто-то один. И если с ним что-нибудь случится, то другие моментально сделают вброс информации в прессу и в прокуратуру. И тогда она теряет все. Нет, — решительно подвел итог Лобачев, — риск минимальный. Ее действия достаточно логичны. И рискует только тот, кто пойдет на встречу. А пойду на встречу я.
Панин быстро понял ситуацию, и она ему понравилась. В случае провала он с Елизаветой успевает выехать и раствориться там. Да еще получить долю Лобачева. А в случае успеха денег может быть больше. А это хорошо.
В любом раскладе — он в выигрыше. Панин любил так играть. Он быстро начал планировать дальнейшие действия:
— Значит, мы договорились. Все, начинаем подготовку к выезду. Елизавета, за тобой билеты и работа с личным составом. Приказы, выходные пособия, подписки, готовлю эвакуацию офиса, уничтожаю технику, документы, подбираю чемодан с компроматом по всем шести объектам. А ты, Федор, готовься к встрече с Елагиной.
— Тебе еще нужны доверенности, — заметила Елизавета. — Доверенности на продажу дачи, этих квартир, машин. Тут тысяч на двести.
— Эх, Елизавета! Дай бог, тысяч сто пятьдесят снять. Доверенности на Караваева оформляю. Правильно, Федор?
— Да. Я скажу Караваеву, пусть сто тысяч распределит своим ребятам, себе и Слесарю, а тысяч пятьдесят пусть здесь для нас оставит.
— Нет, не оставит, — искренне возмутился Панин, — а пусть перешлет срочно. Оставит? Оптимист ты, Федор. Найдешь ты потом эту заначку. Да, и пусть этот Караваев с Галаевой разберется. Ему дачу продавать, а в подвале баба сидит. Пусть он деньги ей даст, пусть возьмет расписки, пусть запугает ее до смерти.
— Зря ты, Володя. Надо действовать решительно и энергично.
— Да, правильно. В подписке будет категорическое запрещение любых действий. Никуда она не денется. Будет молчать.
— Тебе виднее. Два дня нам хватит? Завтра вечером я звоню нашей мудрой Елагиной.
Елагина доверяла своей интуиции. Этому ее научила жизнь. Ей много раз приходилось принимать ответственные решения. Она слушала советы друзей, обдумывала, анализировала, составляла план, но в последний момент действовала часто в совершенно противоположном направлении, подчиняясь какому-то внутреннему голосу.
Она любила повторять: «Я делаю, как Бог на душу положит». Этим богом была для нее интуиция.
И сейчас Елагина была уверена, что действует правильно.
Ей надо встретиться с этими ребятами, охладить их пыл, их агрессивность и использовать их техническую и профессиональную подготовку в своих интересах.
Она заплатит им то, что они честно заработали, но при этом получит еще больше. У нее уже были готовы два-три задания для этих ребят.
Две-три очень важные персоны должны оказаться в ее власти.
И не деньги ей нужны от них. С деньгами люди расстаются очень болезненно. Ей нужна будет их поддержка, страховка, информация. Нужны будут их подписи, вывод на интересующих ее людей, рекомендации.
А она будет этих людей держать на коротком поводке, имея такие же материалы, как Николай Николаевич против нее.