— Я и сама хочу. Но это чуть потом. Давай очень коротко проговорим основные моменты.
— Хорошо. — Федор отпил кофе, откинулся в кресле и закрыл глаза. — Завтра в три часа ты отправляешь сюда свою Анастасию. Она точно поедет?
— Она девочка послушная, кроткая.
— Я прихожу на проспект Мира в четыре часа и за полчаса устанавливаю технику. Далее я запираюсь в комнате Анастасии и жду. Корноухов не будет туда рваться?
— Пусть рвется. Скажу, что Настя уехала и заперла дверь.
— Правильно! Корноухов прибудет в пять. Он никогда не опаздывает?
— Нет, Федор, пока не случалось. Ты несколько раз опаздывал, а он нет.
— Я не опаздывал, а задерживался. Итак, он приходит в пять — и мы начинаем. Кстати, он не побежит сразу в спальню?
— Пусть бежит. Я-то останусь в гостиной около твоих телекамер и микрофонов.
— Правильно! Два часа на деловую беседу, и в семь он уходит.
— Вот здесь, Федор, самое в твоих планах уязвимое место. Не захочет он уходить сразу. У него свои планы на этот вечер. Любовь нельзя просчитать твоей логикой. Я же его не только страхом держу, не только кнутом, но и пряником.
— Перебьется Корноухов без сладкого! Мне, знаешь, надкусанные пряники не очень нравятся.
Елагина с удовольствием наблюдала за нервозностью терявшего над собой контроль Лобачева.
Это было начало элементарной сцены ревности. И ей это было приятно. Это значит, она его волнует. Не ее деньги, связи, возможности, а она сама, как обычная женщина. Как баба, которую он не хочет и не может с кем-то делить.
Она знала себя и свой стервозный характер. Теперь она будет постоянно дразнить его, вызывая ревность. Главное, не перегнуть палку. Корноухова придется в семь часов выпроводить.
Конечно, Елагина могла бы прямо в гостиной устроить с прокурором показательное выступление. Видеокамеры очень удачно направлены на диван. Но это опасно. Тут с Федором может начаться такая буря страсти и гнева! Костей не соберешь.
Все дни после кошмара на даче Елагиной Корноухова не покидало ощущение, что это был сон или шутка. Дружеский прикол или программа «Розыгрыш». Он надеялся, что скоро все само собой образуется. Все встанет на свои места.
Просьбы Елагиной он выполнял машинально, считая их частью и элементом этого сна. Машинально передал ей на один день все микрофонные записи «Януса», машинально предложил подготовить документы об освобождении Панина под подписку о невыезде, машинально использовал по назначению одну из полученных таблеток.
Он не мог не думать о смерти Слесаря, но мысли всегда приходили правильные. И Корноухов торжествовал и злорадствовал.
Этот тип даже имени своего не назвал. Наверное, это был еще тот подлец и мерзавец. За ним, возможно, десятки или сотни смертей. А он, Корноухов, просто совершил быстрый и точный акт правосудия. Так надо поступать со всеми негодяями!
На этот понедельник у заместителя генерального прокурора была запланирована важная встреча, но пришлось все отменить. Елагина ждала его в пять часов.
С первых же мгновений встречи он оттаял, повеселел и успокоился. Елагина быстро нашла нужные для него слова и интонации.
— Ты потерпи, Боренька. Немного еще нам осталось. Максимум два месяца. И после этого все твои тревоги исчезнут. Будешь жить спокойно и богато.
— С тобой.
— Конечно, со мной. Кстати, я тебе маленький подарочек приготовила. Смотри, какой бумажник, это настоящая крокодиловая кожа. Потом откроешь, он не пустой. Жене что-нибудь купи, порадуй тетю. Но не шикуй. Здесь твоя годовая зарплата. Или даже трехгодовая. Я совсем не знаю, сколько тебе за твои труды платят.
Они долго болтали, обсуждая важные, но общие вопросы.
Корноухов понимал, что на каком-то этапе последуют просьбы. Не задания, а именно просьбы. Просьбы, которые обязательны к исполнению.
И они последовали. Их было всего две.
Корноухов должен был замкнуть на себя всю информацию по елагинской фирме.
Реклама была задействована па максимально возможному варианту. Сотни пунктов по всей стране продавали жаждущим «ценные бумаги» с портретом Евгении Елагиной. Курс этих акций ежедневно рос. И этот рост был в точном соответствии с прогнозами, которые выдавали в прессу ее карманные обозреватели, оплаченные институты и купленные центры.
Елагина понимала, что в таком напряжении ее фирма может продержаться ближайший месяц, полтора. Два — это максимум.
Ее уже не пугали еретические статьи или высказывания авторитетных экономистов. Их уже никто не будет слушать. В стране бурлил ажиотаж, связанный с ее именем!
Остановить ее и развалить за несколько дней всю структуру могут лишь несколько человек на самом верху власти. И сделают они это после получения солидной информации из Прокуратуры, из МВД или с Лубянки.
Корноухов должен был уловить этот момент. Хорошо бы иметь возможность оттянуть крах. Но главное, не пропустить момент. Главное, дать возможность Елагиной вовремя исчезнуть.
Лучше на день раньше, чем на час позже.
Второе задание было менее любопытным и менее понятным Корноухову.
Необходимо было в четверг передать Елагиной три-четыре подборки документов по делам, завершаемым за недоказанностью. Нужны были достаточно крупные фигуры, «жирные коты». Скажем, депутаты, министерские чиновники* банкиры, нефтяники, строители, торговцы.
Корноухову было понятно, что Елагина собирается пощипать их или их родственников. Конечно, с его помощью.
Но зачем ей, с ее фирмой, размениваться на такие опасные мелочи? Впрочем, Корноухов не был настроен выяснять это. Он выполнит все, что она скажет. Выполнит машинально, как и все предыдущие просьбы.
Борис Петрович уже собирался уходить, но Елагина задержала его в центре комнаты. Она приблизилась к нему вплотную и заговорила громким и томным голосом:
— Нет, Борис! Только не сегодня. Сегодня я никак не могу. Я хочу с тобой, но не могу. Боюсь, что скоро Настя приедет. Давай отложим любовь до следующего раза.
Она подставилась для поцелуя так, что у Корноухова просто не оставалось выбора.
Закрывая за важным гостем дверь, Елагина услышала, как открылась Настина комната, и из нее с шумом выскочил довольный Лобачев.
— Ты, Евгения, молодец. Все четко. Я его крупным планом снимал. Зря ты только в конце сфальшивила. Ну, очень тебе хотелось меня подразнить. А не получилось! Потому что я вижу все твои женские хитрости. Вижу, и это мне нравится. Вот уедем мы с тобой, обоснуемся где-нибудь на теплом море и будем жить тихой семейной жизнью.
— Скучно, Федор, станет. Не привыкли мы к тихой жизни. Нам нужны интриги, риск, шум, грязь.
— Грязь везде можно найти. И что в этом хорошего? Нам и в чистоте будет хорошо. Привыкнем. К хорошему люди быстро привыкают.
Галаева получила то, что давно хотела, о чем мечтала.
Она понимала, что все это временное, случайное и неправдоподобное. Временная семья, временный муж, временная квартира, мебель, посуда.
Но она не хотела об этом думать. Она старательно готовила завтраки, обеды, мыла, стирала, создавала уют.
Сразу же Раиса Павловна поняла, что в спешке сборов она оставила в Химках очень много необходимых вещей. Тогда она просто не могла представить, что все сложится именно так. Что ей вдруг понадобится новое красивое белье с кружевами, бокалы для шампанского, свечи для вечерних застолий, штопор, салфетки, утюг. Да мясорубка, наконец!
Она непременно должна сделать пельмени для своего Аркадия.
Раиса была уверена, что и ему нравится их совместная жизнь.
И что лично она ему нравится. Не как соратник, а как аппетитная женщина.
И не только в постели. По части секса артист наверняка имел много других, более интересных вариантов. Но он ни с кем не жил одним домом, как муж с женой. Так, чтобы уютно, чтоб вместе с утра до вечера и с вечера до утра.
Галаева уже в первый день начала составлять список необходимых вещей.
Кое-что они купили в местном универмаге. Вернее, покупал всегда кто-нибудь один, поскольку они не решались оставить телефон без присмотра. Ребята из «Совы» звонили минимум два раза в день.