— Насчет медведя не уверен, он камнем по голове бить не станет, факт. А насчет укуса — правда, он есть на шее.
— Звериный?
— Да нет, человеческий…
— Человеческий?! Это кто же его?!
— В этом-то и вопрос. Дружки бы тюкнули по голове — и концы в воду, а укус… Непонятно. Загадка, короче, со всеми неизвестными. И все на нашу голову, вернее, в нашу деревню. Ну, а про Гришу это ты в голову не бери, я ведь так сказал…
— Я и не беру.
— Вот и умница.
Ульяна собрала чашки со стола, чайник, поставила на поднос.
— Пошла я, поработаю немного.
— Иди, милая, иди. — Демьяныч надел очки и уткнул нос в бумажки.
Ульяна прикрыла за собой дверь. Не понравился ей разговор.
И опять всплыло в памяти — где же Гриша был той ночью? Как пить дать всплывет это, ох и всплывет! Хотя если так рассуждать, то всех парней через одного подозревать можно. В тот вечер и чужих много было, в том числе и Галькины ухажеры там отирались. Господи, да что же это покоя нет? Вспомнила прожженный подол платья, как чуяла — не к добру это, зря Светку послушала. А с другой стороны, если бы и не послушала, что, замуж бы не вышла? Вышла, конечно. Ну, а о чем тогда разговор? Ульяна тряхнула волосами, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, и села за свой рабочий стол.
Гришу все-таки вызвали к следователю, но все оказалось не так страшно. Он клялся, что не видел Галину и не знает, где она была в ту ночь. Народу много было, темно, разве тут уследишь? Так его и отпустили, ничего не добившись. Все опять начинало потихоньку забываться. Гриша на работе часто задерживался, но Ульяна скандалов не чинила.
Светкину свадьбу справляли в клубе. Невеста заметно поправилась, но была весела и жизнерадостна. Как первые восторги утихли, подошла к Ульяне.
— Как ты, подружка?
— Нормально. Ты-то как?
— Да я-то ничего. У тебя дома все в порядке?
— Да. А что?
— Ничего. — Светка засунула в рот кусок яблока. — Не хотела говорить, еще подумаешь, я со зла…
— Не подумаю, что там опять?
— Гришка твой там, на улице, городскую обжимает… Вальку.
— Это племянницу председателя?
— Ее самую. А та хохочет, стерва! — Светка осеклась, увидев, как побледнела Ульяна. — Ты только, Ульяш, не волнуйся! Они ведь просто…
Ульяна не слышала. Сорвалась с места, как фурия. Бросилась на улицу, даже шубу не накинула. Гриша стоял возле забора, обнимал за талию Вальку, шептал что-то на ухо. Валька заливалась соловьем, в порыве смеха падала ему на плечо… Ульяна подошла сзади, рванула Вальку за пальто на себя. Та захлебнулась смешком, обернулась, удивленно уставилась на Ульяну.
— Ты что, с ума сошла?
— Пошла вон, не лапай чужих мужей! — Глаза Ульяны так недобро сверкнули в темноте, что Валька не стала спорить.
— Да никто и не лапает! Болтали просто… Чего это тебе в голову взбрело? Сумасшедшая…
— Взбрело… иди веселись, там на твою долю парней достаточно.
Валька пожала плечами, поправила сползшее пальто и, нарочито покачивая бедрами, пошла в клуб.
Гриша молча закурил сигарету, стряхнул пепел в снег. Ульяна, набычившись, стояла рядом. Гриша обнял ее за плечи, снял тулуп и накинул на нее.
— Замерзнешь…
— Не замерзну… ты что к ней клеился?
— Глупая, ни к кому я не клеился. Болтали просто, тебе же сказали… Я что, на дурака похож? У всех на глазах клеиться? — Он прижал Ульяну к себе. — Эх, и дурочка же ты у меня! Ревнуешь… Пустое все это… Ну зачем мне эта залетная Валька? Ну?! Сама посуди? И что бы я с ней делать стал? В сугроб, что ли, мне ее валить?
Ульяна расслабленно рассмеялась. Гриша тоже вслед за ней. Потом поцеловал ее в губы долгим поцелуем, почти как перед свадьбой. Ульяна сомлела. Жаль мы не в постели, подумала. От таких вот поцелуев дети и рождаются. Волна тепла обдала Ульяну с ног до головы, внизу живота застучало, запульсировало.
— Гриш, может, домой? Скучно здесь… Пойдем? — Она так умоляюще посмотрела на мужа, что тот не решился отказать.
— Пойдем…
Дома было тепло, Ульяна раскраснелась, лицо и ноги горели от мороза. Гриша прямо с порога с поцелуями набросился, да такими страстными, что Ульяна совсем поплыла. Не заметила даже, как в кровати очутилась, совсем голая, даже без рубашки… Тело по ласке истосковалось, каждой клеткой откликалось. Хоть и не пьяна была Ульяна, а как в бреду все происходило. Только мысль мелькала — вот оно, настоящее… От счастья вроде приподнялась над постелью и со стороны себя увидела — разгоряченную, потную, волосы влажные, растрепанные… Губы высохли, опухли от поцелуев, только шепчут страстно: «Милый, любимый… Гришенька…» Так он и не отпустил ее, пока силы не закончились, и сколько времени прошло, Ульяна не ведала. Уснула тут же, на плече у мужа, счастливая и благодарная.
Сон приснился, будто стоят они с Гришей на зеленой поляне, а к ним малыш бежит — мальчик, на Гришу похожий, улыбается, ручки тянет. Вроде добежал уже, Ульяна руки протянула, чтобы поднять его, а он вдруг исчез… Ветер поднялся, трава пожухла, холодно стало. Оборачивается Ульяна, а Гриша тоже пропал, хочет закричать, а голоса нет… Проснулась Ульяна, Гриша рядом, одеяло на пол сползло, а они голые на кровати лежат… Улыбнулась, от холода это сон такой снится… Подняла одеяло, накрыла себя и Гришу. Задумалась. К чему это ребенок, мальчик? Странный сон все-таки…
Через месяц, к весне уже, поняла, к чему сон был: почувствовала — беременна. Обрадовалась и испугалась одновременно — что Гриша скажет? Вдруг как не рад будет? В город, в консультацию, съездила — все подтвердилось. Обратно как на крыльях летела. Еле мужа дождалась с работы, ходила из угла в угол, думала, как лучше сказать. Гриша пришел рано, как чувствовал. Сам заметил перемену в жене, спросил:
— Что с тобой? Какая-то ты сегодня…
— Какая?
— Сам не пойму, необычная…
— Я, Гриша, в больнице была…
— В больнице? Заболела, что ли?
— Нет, я здорова.
— А что тогда в больнице делала? Загадками говоришь.
Ульяна засмеялась.
— Эх, и глупый же ты у меня! Не догадываешься?
— Нет. Скажи, не дразнись. И так устал, как черт…
— Я была в женской консультации… — Ульяна слегка покраснела и добавила после паузы: — Ребеночек у нас будет…
— Ребеночек? Господи, как снег на голову! Вот не ожидал…
— Что ж ты не ожидал? Вроде муж и жена мы с тобой, что ж странного?
— Прости, растерялся… это от радости. — Гриша обнял Ульяну и прижал к себе. — Ребенок, это хорошо.
— Ты правда рад? — Ульяна смотрела на мужа огромными доверчивыми глазами. — Правда?
— Ну, конечно правда, дуреха… А как же иначе? Как по-другому-то? Разве бывает по-другому? — Гриша гладил Ульяну по мягким волосам, а она беззвучно плакала, уткнувшись в его плечо.
Про беременность Ульяна решила пока никому не говорить, даже Светке. Мало ли что? Сглазят еще… Даже от матери скрыла, решила позже сказать. Все равно увидят, разве такое скроешь? Но ей-то, слава Богу, стесняться нечего, она замужем, не в подоле принесла, не то что Светка. Ульяну будоражило и волновало ее новое состояние. Она с трепетом прислушивалась к себе, пытаясь уловить, что несет для нее эта новая, только что зародившаяся жизнь, но пока ровным счетом ничего не улавливала. Очень мальчика хотела, чтобы на Гришу был похож. Уж она бы его любила! Заботилась… И Гриша бы оттаял, потянулся душой к сыну. А потом она еще одного родит… И заживут! Ох, как они заживут!
Но пока в их жизни ничего не изменилось. Оба работали, вечерами ужинали и смотрели телевизор. Гриша стал ласковей, заботливее, часто спрашивал, как она себя чувствует, и Ульяна наконец-то смогла вздохнуть с облегчением — трудности позади.
Как-то под вечер, весной уже, отпросилась с работы, неважно себя почувствовала, решила в магазин прежде зайти, конфет купить. Мать говорила, хорошие конфеты завезли, шоколадные. А конфеты Ульяна любила. И остро вдруг так захотела. Возле магазина машину леспромхозовскую приметила. Приоткрыла дверь в магазинчик, да кошелек уронила, присела поднять — и вдруг сквозь приоткрытую дверь голоса услышала. Сначала хотела войти, но почему-то замешкалась, продавщица Верка с кем-то беседовала. Голос мужской, басовитый. Воркуют, как голуби, оттого Ульяне неловко стало. Уйти хотела, но услышала то, что заставило ее напряженно вслушаться.