— Крепкий!
— Это чтобы не расслабляться. Прости, не подумал, что ты не любишь.
— Да нет, отчего же… Выпила же.
— Ладно, пора нам. — Сергей погасил примус, собрал остатки трапезы, сложил стол.
До деревни доехали быстро, Сергей притормозил на обочине, чтобы высадить Ульяну. Она поцеловала его на прощание.
— Эх, хоть и жалко расставаться с тобой, но деваться некуда!
— Спасибо тебе. — Ульяна сжала его руку. — Береги жену и дочь. А меня не поминай лихом. Мало ли что в пути бывает.
— Я тебя долго помнить буду.
— Не стоит. Прилетело облачко, улетело облачко… Прощай.
— Прощай. Береги себя!
Ульяна вышла из машины, постояла, посмотрела, как тяжелая фура тронулась и поехала, набирая скорость, по пустому шоссе. Она свернула на тропинку, ведущую к деревне. В лесу ее окружил веселый птичий гомон, и Ульяна вздохнула полной грудью. Ужасы последних дней немного отступили, а призраки оставили Ульяну на время в покое.
Церквушку она увидела издалека. Та стояла на пригорке, возвышаясь над деревней. Сама деревня была совсем крохотной, всего-то несколько дворов с покосившимися домиками. По улице шла старуха, опираясь на клюку, и Ульяна окликнула ее.
— Бабушка! Здравствуйте!
Старушка остановилась.
— Здравствуй, милая.
— А что, женский монастырь далеко?
— Да нет, здесь близко будет. — Старушка приветливо смотрела на Ульяну.
— А церковь-то у вас работает? Батюшка там есть?
— Есть, милая, есть. Сейчас он в аккурат там будет. Иди, ежели надо чего.
— Спасибо. — Ульяна кивнула старушке и зашагала в сторону монастыря.
Батюшка оказался на месте, был он старым, с длинной белой бородой. Ульяна помешкала немного, но потом тряхнула головой — решилась. Наспех перекрестилась перед иконами и подошла к батюшке. Тот сложил руки на животе и посмотрел Ульяне прямо в глаза. Взгляд был добрым и сочувствующим, как и подобает священнику.
— Что тебе, дочь моя?
— Исповедоваться хочу. Можно?
— А как же, можно, иди за мной. — Они отошли в угол.
— Может, присядем? Я издалека пришла, и рассказ мой долгим будет.
— Пойдем на улицу, там под березой скамейка есть, присядем. Там нас никто не потревожит. Хотя тут и тревожить-то особенно некому, сама видишь.
На скамейке под раскидистой березой было прохладно и спокойно. Ульяна с батюшкой сели, и на мгновение воцарилась тишина. Ульяна не знала, с чего начать, нервно теребила уголок блузки, а священник тактично не настаивал. Наконец Ульяна вздохнула и начала:
— Скажите, мне, батюшка, а Бог любой грех простить может?
— Любой, дочь моя. Если раскаяние искренне, так все простится. Для того мы здесь, чтобы раскаиваться и прощать. Что случилось у тебя? Говори, не таись. Я же вижу, мучаешься ты, покайся, легче будет.
— Для того к вам я и пришла… Дайте с мыслями собраться.
— Собирайся, я не тороплю. Дел у меня не много.
— Страшно мне, батюшка, сначала не страшно было, а теперь страшно. Не знаю, как и жить теперь. Всей жизни моей не хватит, замолить грехи. В монастырь иду. Вот решила перед этим к вам зайти, покаяться. Негоже с таким грузом в монастырь идти.
— Вот и правильно. Сними тяжесть с души.
Ульяна начала рассказывать, медленно подбирая слова, невольно заново переживая все происшедшее. Вся жизнь с самого детства прошла перед ее глазами.
Сколько себя помнила, а воду она всегда любила. Мать рассказывала, что, когда Ульяна была совсем маленькой и она еще купала ее в корыте, Ульяна пугала ее — наберет воздуха и ложится на дно корыта, когда мать отойдет на минутку или отвернется. Мать придет, увидит широко раскрытые глаза Ульяны, смотрящие на нее из-под воды, и чуть в обморок не падает. Вытаскивает Ульяну, а та заливается, хохочет. А как из ванны выходить — в слезы. Потом на реку начали ходить, Ульяна как-то сразу плавать научилась, даже не помнит как. Вроде бы всегда это умела, и все. Долго под водой могла находиться, но никому почему-то об этом не рассказывала, даже матери. Нырнет — и плавает среди водорослей, рыбок рассматривает. Инстинктом понимала, что не любят люди тех, кто выделяется чем-то, потому и молчала об этой своей особенности. Да и что это умение ей в самом деле могло дать? Не водолазом же она собирается стать и не ловцом жемчуга. Какой жемчуг в их речке? Смешно. А уезжать Ульяна из родных мест категорически отказывалась. Любо ей тут, вольготно и хорошо живется. Все ее знают, и она всех знает. А в большом городе? Затеряется, станет одной из многих. Нет, такая жизнь Ульяне не по нраву. А потом и Гришу полюбила. Само собой как-то все получилось. К свадьбе готовилась, счастлива была тогда, беспечна. Все в радужном свете видела. Зачем на праздник этот бесовский пошла — Ивана Купалы? Кто ж теперь знает, судьба, знать, такая. Пошла, и все. Через костер с Гришей прыгнули, одежда загорелась. Видно, судьба предупредить их хотела, да кто же слушать станет? Отмахнулась от дурных предчувствий, как от назойливой мухи. А потом Гриша ушел куда-то, и она пошла его искать. Зашла в лес и пошла куда глаза глядят, так, наудачу. Кругом шорохи, вздохи, то тут, то там то подол мелькнет, то рубашка белая… Ульяна бредет по лесу, только месяц дорогу ей освещает. Впереди полянку увидела небольшую, лунным светом залитую. Трава на полянке высокая, густая, по пояс будет. Хотела выйти на полянку, полежать в траве, на звезды посмотреть, но шаги услышала. Спряталась за березу, видит — Гриша! Обрадовалась, хотела выбежать ему навстречу, обнять, прижаться губами к его губам, упасть вместе с ним в шелковую траву и целоваться до самого рассвета… Только голос вдруг услышала — и застыла на месте как вкопанная. До самой смерти своей голос тот она не забудет. «Гриша!» — и Гриша обернулся, удивленно воскликнул: «Ты?!» Девушка вышла на поляну, черные волосы распущены, глаза сверкают, губы красные, словно соком вишневым налитые, того и гляди треснут. Выбежать бы ей тогда, схватить любимого за руку, но словно кто держит Ульяну, не пускает. И уйти она уже не может, будто приворожил кто. Девушка к Грише подходит, волосы на спину откидывает и кладет ему руки на плечи. А он не уходит, смотрит на нее, дышит тяжело. «Тяжко мне, Гриша, без тебя, соскучилась… не могу я тебя забыть, как ни старалась. Люблю я тебя, милый!» Каждое слово у Ульяны в ушах как молотом отдается, хоть и тихо они говорят, а слышит она все. Гриша девушку к себе прижимает, срывает с нее тонкую блузку и исступленно целует… Они падают в траву, идо Ульяны доносится только смех и звуки поцелуев. Потом они поднимаются из травы и голые, как Адам и Ева, идут по лесу, держась за руки. Ульяна за ними пробирается, потихоньку, чтобы не заметили. Вышли они к реке, к пустынному участку, где камыш растет, и купаться пошли. В камышах тропка протоптана узкая, так Гриша ее на руках нес. В воде плескаться начали, опять обнимались, Ульяна потихоньку за ними прошла и в камышах спряталась. Подождала, пока расплывутся в разные стороны, нырнула и под водой к девушке подплыла… Та не подозревает ни о чем, белое тело в воде распластала, ногами босыми шевелит лениво. Ульяна за ногу ее взяла и дернула посильнее. От неожиданности девушка ушла под воду с головой, даже не пискнув. Ульяна за руку ее берет, в глаза ей заглядывает… Волосы у Ульяны распущены, как диковинные водоросли вокруг головы извиваются. Взгляд тот, полный ужаса, Ульяне еще не одну ночь снился. Как в замедленной съемке, видит она широко распахнутые глаза и открывшийся рот, в который хлынула речная вода… А Ульяна обвивается вокруг этого белого тела, гладит его и трогает, и глаз не отводит… Потом уж отпустила, когда закончилось все, когда взгляд остекленел и стал безжизненным, как у куклы. А может, все сразу и закончилось? Не важно теперь. Руки как крылья махнули, и тело на дно опустилось.
Вышла Ульяна из реки, нагая, волосами окутанная, видит, парень на берегу. Ее заметил, рот открыл от страха, испугался. Может, русалка почудилась, а может, еще что? Не стала Ульяна разбираться, подошла к оторопевшему парню и впилась холодными губами в губы… Долгий поцелуй, страстный, пока не опомнился он, оторвалась от губ и, как дикий зверь, рванула зубами за горло. Кровь потекла, но Ульяна только опьянела от ее вкуса, рвала зубами человеческую плоть, будто это и не живое существо вовсе. Сама себе ужасалась, но и остановиться не могла. Оттолкнула парня от себя, полюбоваться на сделанное, он рану рукой зажал, крикнуть хочет, да только воздух ртом хватает. Тогда подняла она камень и по голове его ударила… Раз, потом еще, еще… пока голова в кровавое месиво не превратилась и парень замертво не упал. Тогда стащила его в воду, в камыши, и бросила там. Оделась спокойно, будто и не случилось ничего, и пошла в деревню. Спать легла, раскаяние не мучило. Даже дикий зверь за свое счастье борется, соперника уничтожить пытается, а чем она хуже?