— Уля? Ты здесь?
— А где же мне быть? Рабочий день ведь…
— Да, конечно… — Демьяныч потоптался на месте, словно соображая о чем-то. — Ты вот что, Уля… У тебя, кстати, срочное что есть?
— Да нет, — Ульяна пожала плечами, — ничего.
— Вот и отлично. Ты иди домой, Уля, я тебя на сегодня отпускаю. День такой… Иди… Следователь сейчас придет, поговорить надо.
— Как скажете. — Ульяна не заставила себя ждать. — Я пойду. — Она взяла сумочку со спинки стула, повесила на плечо.
Демьяныч задумчиво смотрел ей вслед, потом окликнул:
— Уль, стой! Ты на празднике была вчера?
— Да. — Ульяна обернулась. — Там все были.
— И Галина?
— И Галина. Что это вы, Иван Демьяныч, глупости спрашиваете, сами ведь все знаете. Где же ей быть, как не там, разве она упустит?
— Да, да… ты сама ее видела?
— Конечно, сама. Она там с ухажером беседовала. Не из наших. Кто, не знаю. Еще вопросы есть?
— Нет. Иди.
Ульяна вышла на улицу и вздохнула с облегчением. Хорошо, что ушла. Какая сейчас работа? Она хоть Галину и недолюбливала, но никто не скажет, что они ругались или еще что… Подругами, естественно, не были, но и врагами их не назовешь. Тем более то, что у них с Гришей было, прошло давно, до нее еще. Ульяна немного повеселела. Все хорошо будет, они с Гришей поженятся, детей заведут и заживут! Другим на зависть. Работа у Гриши хорошая, денежная, мастером в леспромхозе. Его уважают, слушаются, несмотря на молодость. Он, как институт закончил, опять в родные места вернулся, не прижился в городе. И она, как образование в техникуме получила, тоже сюда. Скучно ей вдали от родных, неуютно. Тут они и встретились — уже серьезно, по-взрослому. По-другому друг на друга посмотрели. Выходит, не зря оба вернулись, счастье свое нашли.
Перед домом Гриши Ульяна замешкалась, словно испугалась чего-то. Мысль идиотская посетила — а где он сам-то был? Утром пришел… Папоротник искал… Чудно…
Калитка открыта была, Ульяна вошла. Во дворе было пусто, только собака вылезла из будки, лениво тявкнула, потом вильнула хвостом и снова удалилась в будку — на жаре службу нести не хотелось. Опять же, Ульяна своя, не чужая, так чего зря шум поднимать?
Ульяна прошла в дом. Гриша сидел за столом. Ульяна еще с порога заметила — мрачнее тучи. Подошла, села рядом на табуретку.
— Привет!
Гриша поднял глаза, мутные, красные, сразу видно, не в себе человек. Дыхнул на Ульяну перегаром.
— Здорово, коли не шутишь.
— Пьешь?
— Галку поминаю.
— Мне налей. — Ульяна достала стопку из буфета, подставила. Гриша плеснул ей на донышко. Ульяна зажмурилась, выпила. В горле перехватило, слезы из глаз полились. — Ох, и крепкая!
— Мать делает. Что в конторе говорят?
— Ничего. Демьяныч следователя ждет. А где мать у тебя?
— В город поехала, Надежде помочь… Та совсем плохая, куда ее одну отпускать. А мать все равно свободна.
Ульяна замешкалась, спросить или уж не спрашивать, где вчера был. Что она, следователь? А с другой стороны, Гриша ведь жених ей…
— Гриш, Светка вчера сказала, ты папоротник искать пошел… Неужто правда? Я как искупалась, вышла, а тебя нет. Искала, искала… Где пропал-то? Так домой и пришлось одной идти.
— Дошла?
— Да, как видишь… — Ульяна неприятно поразилась его грубости. Странно… Гриша всегда обходительный такой, вежливый, стеснительный даже, а тут… злость в голосе, раздражение…
— Вот и слава Богу. А где я был, там меня уже нет.
— Загадками говоришь. Трудно просто сказать?
— Да нечего говорить, не приставай. Захочу — сам расскажу.
— Есть что рассказывать?
— Может, и есть, а может, и нет. Сказал, не лезь!
Ульяна притихла, обиженная. Гриша стопку в рот опрокинул, не закусил даже.
— Следователь у меня был.
— У тебя?! Что ему от тебя-то надо?
— Того же. Глупая, не соображаешь?! И к тебе придет, и ко всем. Про Галку спрашивал, что же еще?
— А что спрашивал-то?
— Видел, не видел… С кем, почему? Следак, он и есть следак. Вынюхивает…
— Так ее правда… того? Задушили? Я думала, она сама…
— Может, и сама… Он ничего не говорил. Вскрытие покажет. Представляешь, вскрытие… Как про консервную банку… — Гриша вытер слезу.
— Тебе ее жалко, что ли? Чего разнюнился?
— Жалко!!! Это тебе никого не жалко, дура! Горя не знаешь, как сыр в масле катаешься, все тебе на блюдечке с голубой каемочкой!
Ульяна заплакала от такой несправедливости. Зачем он так с ней? В чем ее вина? В том, что любит его больше, чем себя? Может, напрасно она гордячку из себя строит? Обнять бы его, приголубить… она вовсе не безжалостная, ей тоже Галину жаль. По-своему.
Гриша успокоился, взял со стола огурец и захрустел.
— Я ведь до тебя еще встречался с ней, после школы сразу, пока не уехал. Знаешь?
Ульяна кивнула.
— Все серьезно было, не думай. Галка — она хорошая, добрая. И по хозяйству, и так…
— И что расстались? — Теперь Ульяна хотела до конца дослушать. Пусть выговорится, снимет камень с души, авось легче будет. Глупо к покойнице ревновать.
— Как-то вышло все по-дурацки. Я в институт поступил, она здесь осталась, хозяйство разве бросишь? Мать у нее больная, сама знаешь. Галка в город ко мне приезжала, в общежитие. Иногда я комнату снимал в выходные на окраине, мы там встречались. У нее и ключ был… Как-то я задержался, а она приехать должна была. Ну, и сразу туда пошла, мы заранее договорились. Я вечером пришел, а она и сынок хозяйский на кровати, голые… На столе закуска и бутылка, конфеты… Сынок осклабился так нехорошо, усмехнулся, с кровати встал, оделся и вышел, дверью хлопнув. Галина лежать осталась… Я за ним, убить хотел, да духу не хватило… До остановки дошел и в общежитие поехал, напился до чертиков… Утром на занятия не пошел, лежал, скрутило меня всего… А тут и Галина заявилась, помятая вся, опухшая… «Куда пропал вчера? — спрашивает. — Я ждала, ждала, уснула даже, проснулась, утро, тебя нет…» Я подумал, издевается. Стыд совсем потеряла, шалава. Уставился на нее, ничего не понимаю. А она смотрит глазищами невинными, ресницами хлопает, словно кукла какая. Я молчу, она опять то же спрашивает. Не выдержал я, выдал ей все, что думал о ней, — и про нее, и про сыночка хозяйского. Она выслушала, разрыдалась… Говорит, не помнит ничего. Пришел он в комнату, где Галина меня ждала, шутит, расспрашивает… Сказал, что день рождения у него сегодня, а все друзья разбежались, даже бутылочку распить не с кем. Вроде как уговорил Галину по рюмочке за компанию, пока меня нет, выпить. Она согласилась, а что отказываться? Выпили, съели по конфетке, а потом она ничего не полнит, ни как в постели оказалась, ничего… Клянется, ничего не было, вроде как обрывки всплывают в памяти, не смог он… Хотя откуда она знает, если в беспамятстве была? Врала, стерва… Дальше я разговаривать с ней не стал, вытолкал ее и велел мне на глаза больше не показываться, и матери наказал ее от дома отвадить. Вот такая история. А теперь я думаю, а может, он опоил ее чем? Ну, подсыпал чего-нибудь в рюмку? Может, напрасно я тогда? А? Хотя все равно бы простить не смог, даже если и так… Долго потом эта кровать у меня перед глазами стояла… — Гриша снова опрокинул стопку в рот. — А потом тебя встретил, снова жить захотелось…
— Гриша… — Ульяна готова была снова расплакаться, — любимый… прости, мне правда Галку жаль. Я зла на нее не держу, не думай…
— Тебе-то чего на нее злиться? Скорее уж у нее повод есть для злости.
— Она все еще любила тебя? Откуда знаешь? К ней лейтенант сватался, Светка сказала…
— Да не знаю я, разлюбила, наверное, не ты же меня отбила… но так, парой слов перебрасывались, спрашивала все, как у нас с тобой? Счастлив ли?
— А ты что? — У Ульяны замерло сердце. — Что ей отвечал?
— Нормально все, свадьба скоро… А она смеялась.