— Зачем еще вам коробка?
Жаров проигнорировал вопрос. Он прошелся по комнате в поисках чего-то, куда можно было устроить вещдоки. Вдруг его внимание привлекла репродукция на стене. Точно такая же рамка, что и в их комнате, обычная технология с тиснением, имитирующим холст: во времена расцвета уличной торговли девяностых художники подмалевывали такие изделия ширпотреба, чтобы кое-где создать рельефные мазки, и выдавали их за добросовестные копии маслом, извлекая десятикратную прибыль за несколько минут.
Картина чем-то озадачила Жарова, он остановился посреди комнаты, разглядывая ее. Доктор с раздражением наблюдал за ним.
Известное полотно изображало момент, когда один из учеников протягивает Сократу чашу с ядом. Через несколько минут философ умрет.
— «Смерть Сократа» Жака Луи Давида, — задумчиво проговорил Жаров.
— Ну и что? — недовольно отозвался доктор.
— Ничего. Просто лишний раз убеждаюсь в том, что реальность устроена совсем не так, как мы думаем.
— Что вы имеете в виду, любезнейший?
— На картине изображен Сократ, греческий философ, которого приговорили к смерти за то, что он не чтит богов и развращает юношество. Вот один из учеников протягивает ему чашу с ядом. И картина висит как раз в той комнате, где была отравлена эта женщина. Вот я и говорю, что с нашей реальностью что-то не так. Странное, мистическое совпадение.
Говоря, Жаров бродил по комнате, даже заглянул в шкаф и наконец нашел в углу за шкафом предмет, подобный которому и искал, — коробку из-под винной бутылки. Доктор недоуменно наблюдал за ним. Жаров поставил коробку на стол и двумя пальцами обеих рук, за ободок и донышко, взял один из бокалов. Сказал:
— Между прочим, это очень странно, что убийца даже не удосужился стереть свои отпечатки. Это просто совершенно непостижимо, если учесть, что в доме следователь, а преступник знает об этом.
— Почему вы так думаете? Может, он как раз и стер отпечатки.
— Тут и думать нечего, — сказал Жаров. — Я просто вижу пятна на стекле.
Жаров устроил бокалы в коробку и аккуратно закрыл ее. Через несколько минут следователь Пилипенко столь же осторожно извлек их из коробки, повернул, рассматривая на просвет, на фоне лампы.
— Ничего странного и непостижимого, как ты тут говоришь, — прокомментировал он. — Будь другом, приведи сюда всех фигурантов как можно скорей.
Жаров поднял голову в немом вопросе.
— Экстренное совещание по чрезвычайным обстоятельствам, объяснил следователь.
Жаров уже открыл дверь, когда Пилипенко окликнул его:
— И обязательно принеси из бара бутылку красного вина.
Жаров пожал плечами. Красного так красного. Нарочно не будет спрашивать, зачем это нужно следователю, но что не для праздного питья — так это уж точно…
Жители коттеджа с молчаливым удивлением разглядывали журнальный столик, где лежал распотрошенный блокнот следователя и возвышалась марочная «Изабелла». Жаров распечатал бутылку и осторожно налил немного вина в блюдечко, будто собираясь накормить кота.
— Это незаконно! — воскликнул Иван.
Пилипенко поднял руку с незажженной сигаретой. Тихо, но убедительно произнес:
— Молчать.
Возражений не последовало. Жаров с удовлетворением отметил, что все понимают, кто здесь и сейчас — главный.
— Сначала дамы! — сказал он.
Катерина подошла и с достоинством протянула руку, словно для поцелуя. Жаров осторожно взял ее, окунул палец в блюдечко и поставил отпечаток на лист.
— Не думал, что это получится с вином, — заметил Аркадий.
— Краска, она краска и есть, — сказал Пилипенко.
— Следующий! — скомандовал Жаров.
Когда Иван, доктор и Аркадий отдали свои отпечатки, Жаров невозмутимо, вальяжным жестом официанта, протянул блюдечко следователю, затем окунул и свой палец.
— Все свободны, — завершил процедуру Пилипенко.
Когда гости покинули комнату, он проговорил, вытянувшись на кровати настолько блаженно, насколько позволяла зацементированная нога:
— Напрасно убийца думает, что следователь на отдыхе не имеет с собой должных предметов, чтобы снять отпечатки со стекла.
— А он имеет? — спросил Жаров.
Пилипенко усмехнулся.
— Нет, конечно. Но если ты тут найдешь кое-что, то я это сделаю. Значит, так. Для начала мне нужен скотч. Затем — какая-нибудь черная бумага. Или просто темная — коричневая там, синяя…
А вместо серебрянки используем муку, думаю, как в любом доме, она есть где-то на кухне. Пригодилась бы и колонковая кисть, но это уже нереально. Завтра с утра и выступай на поиски.
Пилипенко бросил последний взгляд на листы со снятыми отпечатками, положил их на тумбочку рядом с кроватью, выключил ночник. Вскоре его дыхание стало ровным. Друг умудрялся сохранять спокойствие в какой-то умопомрачительной ситуации, с убийцей где-то за стеной, с болью в сломанной ноге. Жаров же долго не мог уснуть, слушая шум пурги, маниакальную колотьбу снега о стену дома, сложенную из белого керченского ракушечника.
Что-то странное происходило с его жизнью, будто был он героем вертикального сериала, где в каждой части разворачивается отдельная детективная история. Особенностью этих мрачных историй был женский образ. Часто женщины, которые фигурировали в них, нравились ему с первого взгляда, а затем оказывались либо убийцами, либо соучастницами убийц. И вот теперь та, что едва успела его взволновать, сама стала жертвой убийства.
Меж тем ровный, монотонный гул пурги странным образом гипнотизировал его, вызывая навязчивые образы каких-то работающих механизмов, мерно раскачивающихся маятников, молоточков, колотящих по шестерням… Казалось, что он маленький, как муравей, и живет внутри работающего двигателя, где в любой момент может сорваться с места какой-нибудь шарнир или клапан и невзначай хрустнуть его жалким хитином…
Утром Жаров чувствовал себя уже персонажем виртуальной игры, где герой должен преодолеть какое-то пространство, замкнутое компьютерной программой и программистами, собирая в свой рюкзачок некие нужные вещи, чтобы составить, скажем, волшебное снадобье.
Действуя по заданию друга-сыщика, он бродил по коттеджу. В гостиной выдвинул ящики стола, в библиотеке полистал журнал и вырвал из него страницу, на кухне открыл кубическую емкость, внезапно чихнул. Все его лицо убедилось мукой, высвобожденной из этой емкости, но он понял это, лишь когда встретил в коридоре Катерину: девушка вскрикнула, внезапно выскочив из-за угла.
— Ах, это всего лишь вы… — сказала она.
— А кого вы хотели здесь увидеть? Доброе утро, я бы еще сказал!
— Никого. В том числе — и вас. И утро вовсе не доброе… Да что с вами такое? — в ее голосе звучал явный намек на безумие персонажа.
Она махнула ладошкой в сторону зеркала на стене.
— Посмотрите на себя!
Жаров последовал ее совету и увидел свое белое лицо. Достал платок.
— Всё у вас, мужиков, не так, — проворчала девушка. — Дайте, я сама.
Она выхватила платок и помогла Жарову вытереть лицо.
— Не задаю никаких вопросов: что это и почему, — проговорила девушка, трудясь.
— Зато я бы хотел задать парочку, — строго сказал Жаров.
Катерина посмотрела на него с высокомерием, всем своим видом давая понять, что спрашивать-то он вправе, а вот будет ли она отвечать — это еще вопрос…
— Как мне известно, — обстоятельно заговорил Жаров, — вы здесь собрались на корпоративную вечеринку.
— Да, именно. И в этом нет никакого криминала.
— Так вот. Это — не корпоративная вечеринка.
Катерина вскинула брови:
— Вы спрашиваете или отвечаете? Впрочем, я никак не могу прокомментировать ваши слова, извините.
Она вдруг повернулась, чтобы уйти, но Жаров удержал ее за локоть. Сказал:
— Я ведь помню: на вас вчера лица не было, как только мы оказались в коттедже. Вы явно кого-то ждали.
Катерина коротко смутилась, но тотчас овладела собой:
— Здесь нет никакой тайны. Просто должны были приехать еще два человека. Я и подумала, что это они.
— Меня удивляете лично вы. У вас была такая странная реакция…