— Нет.
— Никогда?
— Нет.
— А без купальника? Только честно?
— …Голой он меня не рисовал. Я пойду, Валентина Васильевна…
— Извини, пожалуйста, что я тебя об этом спрашиваю, но ты же слышала, в чем тетя Рая Ярослава Александровича обвиняла?
— Слышала. Она дура набитая.
— Не ругайся, хорошо?
— А если она такая и есть? То есть была. Она со всеми ругалась и всех обзывала. Даже чужих. Мы с мамой в позапрошлое воскресенье на ярмарке в Новолиганьске были и случайно видели, как она с дядечкой каким-то поругалась. То есть она ругалась, а он молчал. Только когда он повернулся уходить, сказал ей: «Зря ты так!». Она ему еще долго в след орала, что он козел и другое всякое. Матом, в общем. А он сел на велосипед и уехал. Даже не оглянулся ни разу.
— А что она в Новолиганьске делала?
— Так она в Новолиганьске по воскресеньям на ярмарке торгует! Торговала, то есть. У нас ярмарка всегда проходит в пятницу, в Битюгово — в субботу, а в Новолиганьске ярмарка всегда в воскресенье бывает.
— Ну конечно! Я просто сразу не сообразила. А дядя Коля с ней был в тот раз?
— Я не знаю. Он, наверное, в «Газели» в кабине сидел. Я его не видела.
— Еще раз извини, что я тебя спросила об очень личном.
— Я понимаю, зачем вы это спрашиваете. Ярослав Александрович ничего такого со мной никогда не делал. Он не такой, вы не думайте. Мне мама говорила, как это бывает. Обычно этим наши пацаны занимаются. Я сама видела. Напоят девчонок на дискотеке пивом или еще чем-нибудь… Бывает, взрослые парни в машину заманивают покататься. Особенно плохо девчонкам, у которых отцов нет и мать шалава. Правда, потом они быстро привыкают, и им начинает нравиться…
У Рыбаковой стало нехорошо на душе. Она почувствовала себя виноватой перед этой девочкой и решила не продолжать этот неприятный для обоих разговор.
— Ты цветы любишь?
— Люблю.
— Возьми на скамейке за верандой секатор и нарежь себе в саду любых цветов, которые тебе понравятся.
— Спасибо. Не надо. Мне их жалко. Пусть лучше растут.
Глава 33
— Ну что, и сколько мы еще будем здесь сидеть? — спросил Жарких, с упреком глядя на Посохина. — У меня задница скоро отвалится.
Уже в течение часа полицейские из машины старшего лейтенанта наблюдали за домом Ольги Гореловой, где, по словам Табанина, мог находиться Стасов. Вернее, следили они вовсе не за домом, а за входом во двор — из-за высокого забора была видна лишь синяя крыша строения.
С улицы за все это время никто во двор Гореловых не входил и никто оттуда не выходил. Правда, в дом можно было незаметно попасть через сады и огороды соседей, если знать местность. А главное, таким же образом выбраться. И подобный расклад майору очень не нравился.
— Еще немного подождем, — ответил Посохин.
— Я могу пойти первым. Прыжком через забор и…
— И читайте некролог в районной газете, девчонки, — закончил фразу за подчиненного Посохин.
— С какой стати, шеф?!
— Федор мужчинка непростой. У него может и ножичек оказаться, а то и пистолетик.
— Не первый раз, Павел Петрович. Пустите, а?
— Я, вот, думаю, может, наряд вызвать?
— Да ладно! Делов-то!
— Серега, ты иногда рассуждаешь как идиот.
— Почему?
— Ты когда-нибудь о матери думаешь?
— Конечно, думаю!
Майор резко открыл дверь.
— Все! Пошли! В темноте из машины мы уже ничего не увидим. Фонари по этой улице лет двадцать как не горят.
Полицейские вылезли из автомобиля, перешли на другую сторону улицы и, держась ближе к заборам, направились к дому Гореловой.
— Мать Ольги тетка нормальная? — спросил Посохин, оглядываясь.
— Табанин сказал, что да. Не пьет, работает.
— Где работает?
— На заправке кассиром.
— Мужика у нее нет?
— Нет.
— А собаки?
— Забыл спросить.
— На первый раз, старший лейтенант, вам замечание.
Посохин попытался открыть калитку.
— Закрыто, — сказал он с разочарованием. — Придется звонить. Ты приготовься лезть через забор.
— Всегда готов, шеф.
Майор один раз мягко нажал на кнопку.
— Не будем дрыкать и нервировать хозяев.
Он поднялся на цыпочки, чтобы через край калитки заглянуть во двор. Жарких попытался сделать тоже самое, но ему не хватило роста.
Дверь в доме открылась, и на веранде появилась яркая блондинка лет сорока пяти, в цветастом халате и шлепанцах.
— Кто там? — спросила она с порога. Раздражения в ее голосе не было.