Посохин засунул руку под пиджак и поправил наплечную кобуру.
— Поспрашиваем. Я Кукушкину поручу. Александр Петрович, а как обстоят дела с должниками Квасовой? Всех опросил?
— Только что закончил. Буквально перед твоим приходом.
— И?
— Ничего.
— Совсем?
— У всех пятерых алиби.
— Неужели у всех?
— Шишаков лежал в больнице — обострение гастрита. Другой, Баранов, ездил в Москву к сестре на свадьбу. Этих двоих можно было сразу отбрасывать. Какой смысл убивать тетку из-за пятидесяти кусков, если у каждого из них еще долгов на триста тысяч. Логичнее было бы ее дом просто обворовать.
— Скольким они задолжали? Шестерым по пятьдесят?
— Баранов должен двоим, Шишаков троим. Долги у них перед Квасовой из всех занимавших самые маленькие. Хотя оба парня с понтами. Даже передо мной тут быковали. Если их загнать в угол, могут, я думаю, оппоненту и кровушку пустить. Как пить дать, оба сядут со временем. За каждым из них уже больше, чем по десятку административных правонарушений, а им только по двадцать пять лет.
— А какие проценты у каждого из них набежали на эти пятьдесят тысяч?
— Распискам еще и полугода нет, а Квасова больше восемнадцати-двадцати процентов годовых не брала, иногда сбрасывала даже до пятнадцати. Судя по всему, она и деньги-то давала в долг вовсе не для наживы. Просто ей, наверное, очень нравилось, когда люди перед ней шапку ломали и называли благодетельницей.
— Может быть. Ну, а с остальными должниками что?
— Остальные все женщины. Причем у двоих долги не намного больше, чем у Шишакова и Баранова.
— Так у баб мужья есть, наверное. Или какие-нибудь самцы приходящие.
Карельский скептически посмотрел на майора.
— Самый большой долг у Сидоровой Марии Николаевны. Муж у нее есть, но ему шестьдесят семь лет. У них две дочери. Обе живут в Волгограде. Разведены.
— А когда Сидорова должна была деньги вернуть?
— В следующем году. В мае.
— И сколько?
— Сколько вернуть должна была? — Карельский полистал бумаги. — Триста пятьдесят.
— Сумма с процентами?
— Разумеется.
— И она вернула бы?
— Говорит, что да. Они с мужем каждый год по несколько поросят или телят выкармливают. У нее сейчас на счету в банке двести семьдесят тысяч уже лежит.
— А почему она их до сих пор Квасовой не отдала?
— Таков был уговор. Вся сумма с процентами в мае следующего года. Тридцатого числа, если не ошибаюсь.
— А Квасову ведь утопили, судя по всему, в предпоследний день мая. Только этого года. Забавное совпадение.
— Вот именно, что совпадение. Долги им отдавать все равно придется. Только наследникам.
— А тебе в голову не приходило, что кто-то Квасову убил и свою расписку из дома выкрал?
— Приходило. Только как мы его или ее установим? На папке с расписками есть только отпечатки Квасовой. И папку эту никто не протирал, между прочим. Эксперты проверили.
— А отпечатки дочери или мужа?
— Отпечатков Квасова нет, а «пальчики» дочери присутствуют. Что не удивительно — папку ведь она нам принесла. Я их даже в расчет не брал. По-моему, в отличие от отца, она с тобой на все сто процентов согласна, что ее мать убили. Помогает нам изо всех сил. Я с ней сегодня по телефону разговаривал: уточнял некоторые детали. Весьма разумная девчонка.
— Соглашусь. Но с мужем промахнулась.
— Как говорится, любовь зла — полюбишь и козла. На расписках кое-где отпечатки пальцев третьих лиц есть, но там, где обычно, ставя подпись, должник прижимает лист бумаги рукой. Да и качество всех этих отпечатков неважное. В общем, надо искать Стасова. Мне это направление кажется пока самым перспективным. У тебя другое мнение?
— По логике вроде все правильно.
Глава 35
Когда начало темнеть, Валентина Васильевна вышла на улицу 20-летия Октября и присела на скамейку возле дома деда Гришы Прядунова.
Приречная молодежь с наступлением сумерек по традиции должна была начать стекаться к центру города, и на пути туда Рыбакова надеялась перехватить кого-нибудь из парней, часто общавшихся с Марковым.
Тринадцатилетние ребята, гогоча и матерясь, двигались кучками. Парни постарше, шедшие в паре девушками, всем своим видом демонстрировали, что они уже ведут насыщенную половую жизнь. Большинство их подружек на людях старались этого не показывать. Барышни знали, что стоит только дать малейший повод усомниться в своей недоступности и уже никто твое «нет» всерьез воспринимать не станет. А там и до изнасилования недалеко.