— А Википедия?
— Просто переписывает Большую Советскую энциклопедию.
— Тем более — совсем уж авторитетный источник.
— Да? А кто писал туда статьи?
— Врачи, наверное.
— Врачи-мужчины или врачи-женщины?
— Большинство врачей, конечно, женщины. И что это значит?
— А то, что эта болезнь выдумана. Почему именно бред ревности? А не бред, скажем, страха ночных грабителей? Или злобных гомосексуалистов?
— В самом деле — не ясно.
— То-то и оно. Дело обстоит так. Алкоголик опускается, становится слабым как мужчина. Проще говоря, у него плохо стоит. И, разумеется, жена такому мужчине изменяет. И конечно же, он замечает признаки измены. И поэтому ищет доказательства и вправду роется в белье. И врачи-женщины пишут диссертации об этой якобы болезни. Полностью солидарные со своими сестрами по несчастью.
— Ты хочешь сказать, что и с покрывалом вдовы что-то в этом роде?
Пилипенко с грустью посмотрел на друга.
— Как ты думаешь, сколько в мире происходит совершенно невидимых убийств? Таких убийств, которых никто просто не замечает. Умер человек, и все. И чаще всего муж убивает жену или наоборот. Уж поверь мне как профессионалу. Вот и появляются мужчины и женщины, у которых супруги якобы мрут как мухи. Отсюда и возникла гипотеза, что существует какое-то там покрывало вдовы. Но я выведу этого паука на чистую воду. Сейчас же запрошу по межгороду дела по первым двум женам. Посмотрим, что это было за самоубийство и отравление дешевой водкой.
— Ты что же — уже завел уголовное дело?
— В том-то и дело, что нет. Поэтому действовать надо по-другому.
Жаров сидел за компьютером, часто поднося к губам чашку с дымящимся кофе. На мониторе крупно значилось: ПОКРЫВАЛО ВДОВЫ: ВЫМЫСЕЛ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
Жаров удалил надпись, набрал другую. В редакцию вошел Пилипенко, тускло глянул в монитор. Сказал:
— Правильно. Лучше об этом и пиши. Рано еще о покрывале.
На мониторе теперь красовался заголовок: АЛКОГОЛЬНЫЙ БРЕД РЕВНОСТИ: ВЫМЫСЕЛ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
Жаров, глянув через плечо на следователя, с остервенением стер и эту надпись.
— Чего тебя принесло-то на ночь глядя?
— У меня тут с Мининым встреча.
— Это тебе не гостиница, — огрызнулся Жаров.
— Не кипятись. Расследование пока неофициально. Я поручил эксперту проделать кое-какую работу. Заодно посовещаемся.
Жаров нервно двинул мышью. Сказал серьезно:
— Я тут посмотрел в интернете про оборотней.
На экране возникло изображение человека-волка — во весь рост, спереди и сбоку. Жаров сменил картинку. Теперь его друг-следователь наблюдал человека-волка в разрезе. Меж тем Жаров говорил тоном возбужденного учителя:
— Оборотни или верволки, как их еще называют, образуются следующим образом. В ночи, когда светит полная луна…
Пилипенко глянул за окно.
— Отставить верволков. Вон уже Минин идет.
Дверь редакции распахнулась, и на пороге возник Минин. Одним длинным жестом он достал из-под мышки бордовую папку и возложил ее на стол.
— Посмотри, любопытные материалы, — сказал он следователю и, как бы спохватившись, коротко поклонился Жарову.
Пилипенко сел за стол, раскрыл папку. Сдвинул на лоб и снова опустил очки, рассматривая два листа бумаги: на каждом из них крупные буквы, ясно, что это увеличенные копии рукописного текста. Следователь устроил рядом две буквы «а» и сравнил их.
— Не вижу разницы.
— И в Харькове не заметили, — сказал Минин. — Ребята там хорошие, опытные, но тогда, в эпоху бандитских войн, им было не до заурядного самоубийства молодой женщины. Ты буквы «у» и «д» посмотри.
Пилипенко согнул листы, рассматривая пары букв. С удивлением поднял глаза:
— Хвостики выдают подделку.
Жаров подошел к столу, взял в руки листы. Отличия в написании хвостов «у» и «д» в глаза не бросались, но все же чувствовалась какая-то общая, едва уловимая тенденция: у одной группы был чуточку больший наклон.
— Предсмертная записка жены Куроедова фальшивая! — воскликнул Жаров.
— То-то и оно, — подтвердил Минин. — Между прочим, из Харькова прислали и отпечатки Куроедова. Их сняли, когда он проходил по делу о самоубийстве жены. Правда, я не знаю, что мне с ними делать.
— Вот как! — отозвался Пилипенко. — А я как раз хотел попросить прессу раздобыть его пальчики. Сходить в бар, например, затырить там пустой стакан, который он подаст. Есть у меня одна мысль. Мы вообще знаем, где был этот Куроедов во время наезда на его жену? — Он повернулся к Жарову: — Пригласи-ка этого писателя к себе в редакцию. Ну, а я сюда тоже ненароком зайду.
На следующий вечер картина в редакции была практически та же: двое мужчин сидели у камина со стаканами в руках. Один из них был все тот же Жаров, неизменный хозяин и редактор газеты «Крымский криминальный курьер», другой — Куроедов, бармен из отеля «Маврикий».
— Нынче ветрено… — с грустью вздохнул хозяин, глянув на сильно бушующее в камине пламя, затем — за створку открытого окна.
Куроедов молча кивнул в ответ.
— И волны с перехлестом, — мечтательно продолжал Жаров, и гость с недоумением оглянулся: где в этом помещении могут быть волны, если туг даже аквариума нет.
— Скоро осень, — заметил Жаров.
— Скоро? — удивился Куроедов. — Ведь и так уже идет полным ходом, сентябрю вот-вот конец.
— Это я так, стихи… — объяснил Жаров. — Вот, послушай. Скоро осень, все изменится в округе. Смена красок этих трогательней, друг мой, чем наряда перемена у подруги.
— Здоровски! — непритворно восхитился Куроедов. — Сам Сочинил?
— Угу, — промычал Жаров. — А ты не пробовал стихи писать?
— Нет.
— Ha стихи девушка хорошо берет.
— Что берет? — не понял Куроедов.
— Ну… Берет, клюет. Так о рыбе говорят. Странно. Столько у тебя жен было, а поэзии ты не знаешь. Если бы мы с тобой сейчас в театре на сцене сидели, то кто-нибудь в зале непременно возмутился бы, что я чужие стихи за свои выдаю.
— А они чужие? — спросил Куроедов.
Жаров посмотрел на него, наклонив голову. Подумал о славе, о возможной минуте славы… Вздохнул:
— Да нет, мои…
В этот момент послышался звук, будто бы кто-то наступил на стекло. Куроедов глянул в открытое окно. Спросил с подозрением в голосе:
— Ты просто так пригласил или дело какое есть? Мне ведь жена рассказала, что ты к ней в больничку приходил. Вот и вопрос: что ты все вынюхиваешь?
— А ты понимаешь, что твою жену чуть не убили на днях?
— Это был несчастный случай.
— Счастливый случай.
— Это как понимать?
— Что она осталась жива. Кто-то угнал машину, специально наехал на женщину. Затем машину бросили в кустах, насорили там чипсами, налили на сиденье пива. Чтобы получилось так, будто машину угнали какие-то пьяные ребята, катались, задавили женщину. Между прочим, менты могут на тебя подумать. Что скажешь?
— Мне вообще-то не впервой… Да кто это там все шебаршится? — Куроедов снова с тревогой глянул в окно.
— Ветер, конечно, — сказал Жаров. — Ветер, между прочим, и спас твоей жене жизнь.
— Я знаю.
— Откуда, интересно?
— Ты что же, допрашиваешь меня?
— Да нет. О тебе беспокоюсь.
— Она сама и сказала, как все было. Машина неслась на нее; На стекло шлепнулся плакат.
— Алиби-то хоть у тебя есть на это время?
— Я был на работе.
— А кто это может подтвердить?
— Не знаю. Какие-нибудь посетители, наверное.
— Как я заметил, у тебя не густо с посетителями.
— Увы.
— И ты ведь в любой момент можешь закрыть бар и уйти.
— Вообще-то да, — сказал Куроедов.
— Что ты и сделал, — послышался вдруг голос из открытого окна.
Голова следователя Пилипенко выглядела довольно-таки зловеще, словно какой-то шутник поднял над подоконником тыкву с горящими глазами: так хорошо словили свет уличного фонаря круглые очки. Куроедов вздрогнул и с удивлением посмотрел на говорившего, затем перевел взгляд на Жарова.