— Ну, наверное, — чуть подумав, ответил я.
— Вот! — обрадовался моему согласию Гаврюхин. — Нам ведь не нужно любой ценой устроить тебе полное слияние, нам важно восстановить память Кораблева Максимального — или просто Макса, — человека, который сможет связаться с Иксом!
— А этого Макса, Проф… ты знаешь так же хорошо, как и меня?
— Да, Эф. Не зря же он рассказал мне об этой квартире. Я единственный, кто общался и с тобой, и с Максом. И только я видел, как один превращается в другого.
Гаврюхин положил иньектор на колени и вдруг, как маленького, потрепал меня по голове. Я удивленно воззрился на профессора. Он подмигнул и улыбнулся. Возле внешних углов глаз распустились веера глубоких морщин, доставая до совсем уже поседевших висков, зато сами глаза под белыми, клокастыми бровями смотрели с азартом молодого ученого, готового к новым, великим открытиям.
— Ладно. — Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Кожа головы на удивление долго помнила тепло стариковской руки. — Давай, Проф. Посмотрим, что получится.
В плечо ткнулось дуло инъектора.
— Получится то, что надо! — уверенно сказал Гаврюхин и спустил курок.
— Ошибочно и грубо рубить ребят на субы!
Фраза вырвалась из меня сама собой, и я рассмеялся, постигая чудо вспоминания, кто я есть на самом деле. Грудь распирало то ли от счастья, то ли от адреналина, сердце вспрыгивало, как выброшенная из воды рыба.
— Макс? — голос профессора прозвучал настороженно, но в глазах уже плескалась радостная уверенность.
— Емельяныч!
— Свят класт, как ты быстро!
— А сколько я спал?
— Да полчаса всего, представляешь? Ну, ты точно уникум, Макс!
— А на тот синтез, который ты устроил мне в Цеве, помню, ушло целых пять с половиной часов.
— Ну, видимо, та часть твоей личности была самой слабой в смысле тяги к сплоченности.
— Согласен. При вырезанном ядре разрозненные остатки — как железные опилки без магнита — никуда не стремятся.
— Макс, сынок! — Профессор растопырил руки в стороны. — Как же я рад тебя видеть!
Мы обнялись, я хотел отстраниться, но старик задержался на несколько секунд, уткнувшись носом мне в плечо. За последние полгода седина его расползлась, максимально расширив свои владения — темных прядей совсем не осталось. Вспомнилось, как в Цеве он стоял за решеткой во дворе для прогулок синтезнутых, а я со всей силой ударил по ней ногой, отгоняя его подальше.
— Прости меня, отец! — Я, как и все, конечно же, не знал своих биологических родителей, но мне нравилось иногда так его называть.
Профессор тоже любил такие игры и считал Тимофея Гаврюхина своим родственником из-за того, что у них были одинаковые фамилии. Мальчишку он звал то племяшем, то внучком — по настроению, а Тим его — дядей. Как и меня. — Я — дядя Эф, профессор Сергей Емельянович — Дядя Эс. Среди синтезатов такие «семейки» не были редкостью.
Старик отстранился и заглянул мне в глаза:
— За что, сынок? Ты все делал правильно.
— Нет… Черт, Емельяныч! Я же пистолет на тебя наставлял.
— Ну, это ж не твоя вина! — с упором произнес профессор. — Ты ничего не помнил. Что было на тот момент очень ценно!
— Ладно. — Я кивнул. Предаваться воспоминаниям и сожалениям было ни к чему да и некогда. — Вот что, Емельяныч, мне сейчас надо подскочить в одно место, кое с кем договориться, чтобы акция наша стала еще более массовой, а потом я должен ехать в Цев, вытаскивать Орлову. Ну, это та же Аня, только полная, — пояснил я в ответ на недоуменный взгляд Гаврюхина.
— Ты любишь ее? — неожиданно спросил он.
— Что? — Я уставился на профессора. — С чего это ты?
— Сперва ответь на мой вопрос.
— Ну, — я замялся, — даже не знаю… Не думал об этом. Она такая… красивая, да. И она Эфа любит, так из-за него рисковала!
— Эф — часть тебя, — напомнил Гаврюхин с каким-то иезуитским весельем в голосе.
— Ну да, — я качнул головой. — И все же он — это не я. Эф Аню больше использовал, чем любил, если честно. А что касается меня, Емельяныч, — не знаю. Да и Орлова тоже ведь изменилась. Она уже больше не Аня, так что, можно сказать, мы пока плохо знаем друг друга. Так почему ты спрашиваешь?
— Хочу понять: ради чего ты собираешься лезть на рожон, подвергая опасности все наше дело, Макс? Стоит ли оно того?
— Стоит, Емельяныч.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Ладно, — сказал Гаврюхин. — Девушку вызволим, только давай ты сперва попробуешь выяснить, что случилось с Иксом.
Я кивнул. Старик был прав — Икс сейчас был нужен как никогда.
— Значит, тогда ты иди занимайся делами, а я пока продумаю план, как вытащить Орлову, — предложил профессор. — Я же все-таки довольно долго болтался там, где держат синтезнутых, и знаю изолятор изнутри. Когда вернешься — обсудим.
— Хорошо, согласен.
Однако обсуждать Гаврюхин, как вскоре выяснилось, ничего не собирался, потому что когда я вернулся, старика в квартире не было, а на инфокоме мигал значок сообщения. Я набрал идентиф Макса, и на виртэке развернулся текст:
«Извини, Макс, но я не могу позволить тебе рисковать. Я вытащу твою Орлову, клянусь! Тебе нельзя возвращаться в Цев, я все сделаю сам. А ты готовь акцию и найди Икса!»
«Вот же старый хитрец, — размышлял я, удаляя сообщение, — и как это я не просек, что он задумал? Ведь должен был догадаться — уж больно легко он согласился! Черт, я, наверное, просто устал — почти не спал последние дни, вот и потерял бдительность…»
Ладно, ничего, все поправимо, ободрял я себя, раздумывая над планом дальнейших действий. Финт Гаврюхина одну сторону дела, конечно, усложнял, заставляя меня самостоятельно искать подходы к изолятору Цева, но зато другую — упрощал, потому что теперь, когда старикана в квартире не было, я мог вызвать Сашу прямо здесь.
Не откладывая это в долгий ящик, я включил инфоком и отправил ей сообщение. Секунд пятнадцать спустя пискнул сигнал, и на виртэке появилось окошко с требованием идентифа и пароля — Саша была готова встретиться.
Я знал ее много лет, с тех пор, как еще до разделения на субы завел себе видруга, вернее, подругу.
Саша была создана давно, когда мода на виртуальных друзей только возникла и многие программисты сильно увлекались сотворением искусственных личностей, способных учиться и развиваться вместе с их обладателем-человеком.
В то время на рынке программных продуктов противоборствовали две крупнейшие корпорации. В погоне за клиентом они разрабатывали все более сложные искличи, стремясь создать виртуальных друзей более полноценных, чем у конкурента. Кончилось это тем, что виртуальные ребята все чаще опережали реальных в интеллектуальном развитии, и в результате спрос на программы друзей резко упал — одни дети, почувствовав превосходство искличей, обижались и теряли к ним интерес, другие, поумнее, стали использовать их для выполнения домашних заданий, что, естественно, не устраивало учителей и воспитателей.
Чтобы исправить положение, корпорации разработали спец-средство для уравнивания человеческого и искусственного интеллектов, заставлявшее исклич всегда чуть-чуть недотягивать до уровня реального ребенка и постоянно просить его о небольшой помощи: что-то объяснить, напомнить, показать. Это способствовало лучшему усвоению не только учебных предметов, но и вообще жизненных порядков и навыков, что очень понравилось тем, кто работал с детьми, и видрузья вновь обрели популярность. Все новые модели стали выходить со встроенной равнялкой, а для старых выпускался спецкомплект: нейросканер для определения уровня развития ребенка плюс программа корректировки.
Моей Саше, само собой, тоже грозило обновление, но я, в отличие от других детей, совершенно не желал с этим мириться. Мне нравилось общение с сообразительной и способной на выдумки и шалости девчонкой, что молниеносно считала, помнила все на свете и которую было по-настоящему трудно обыграть в любой виртуальной баталии. Поэтому перспектива ее превращения в позитивную полудурочку, чтобы ею командовать и снисходительно что-то ей объяснять, меня совершенно не устраивала.