— Держи его! — закричал замполит.
Постовые метнулись за беглецом. Кау в несколько прыжков настиг того, сбил с ног, и все трое повалились на валежник.
Когда измятые и грязные они выбрались к памятнику, подъехала патрульная машина.
— Кого поймали? — крикнул из нее Неушев.
— Всех в отдел, — скомандовал старший лейтенант.
Ротный вертел в сухощавых руках пистолет и смотрел на Комлева:
— Помните, говорил вам про пороховую бочку? Вот и подтверждение. Начни этот пистолет стрелять?.. Бродяжни разной развелось…
— Да, мерзкая личность…
— Да уж публика! У них все парки поделены на свои и чужие. И не дай бог кому сунуться не на тот участок… А они, знай свое, и подкарауливают. Где парочка в кустики пошла, шнырь туда. Вот и криминал… Ну, что, передадим в следственные органы? Вроде все ясно: кража оружия, девица — соучастница, Кау можно по моральной линии. А вот у Сараева — явная безответственность и халатность.
— Так что будем делать? — недоумевал замполит.
— Я тут не всех перечислил.
— А кого же еще?
— Меня и вас.
— Нас-то за что?
— Как за что! Такое происшествие в роте. Мне, как минимум, неполное служебное, вам — строгач для начала.
— Так сразу?
— Конечно! Ведь табельное оружие чуть не пропало!
— Ну что ж, строгач так строгач, — вздохнул Комлев. — Согласен. Лишь бы дело не страдало.
— Вот как? А я, представь себе, не согласен. В других ротах, думаешь, меньше чудят? А в данном случае мы предотвратили хищение. Это, брат, совсем другой вариант.
— Какой же?
— Замять все, и дело с концом.
— Считаете, это возможно? А в этом ничего… ну, такого нет?
— Волков бояться — в лес не ходить. Без гарантии, конечно. Но кому из наших выгодно распускать языки.
— А если все-таки выплывет?
— Вали все на серого, — ухмыльнулся. — На меня.
— Как-то неудобно, Владимир Степанович.
— Неудобно штаны через голову надергивать. Ты пока не ломай об этом голову, занимайся делами. А я уж разберусь. И с ползунами. И с бабниками. И с прочей швалью. Зови их сюда.
Где-то через неделю, встретившись с ротным в коридоре, Комлев сказал:
— Владимир Степаныч! Мне тут Борских рапорт на перевод подал.
— В коридорные, что ль?
— А что, он и к вам обращался?
— Сунулся было, но я его так шуганул…
— А насчет жилья как у нас? Бадыкин просит комнатушку.
— Ну и наивный вы, ей-богу, человек! У меня самого еще квартирный вопрос не решен. Так кто ж ему вперед даст? Не забивайте пустяками голову. Езжайте по постам. А с этими вопросами пусть ко мне идут. Я найду, что им ответить…
Комлев снова поехал проверять посты. За рулем сидел длинношеий старшина Колесников. С заднего сиденья раздавался голос Неушева:
— Наша машина, Афанасий Герасимович, прикрывает самое бойкое место в районе. И так до часу ночи. Можно сказать, укладываем население спать. И только тогда снимаемся с дежурства. А если что, у нас рация, — показал на хромированную коробку между передними сиденьями.
— А испортиться она не успела?
— Это на тот случай намекаете? Тогда слишком далеко оказались. А у рации свой предел.
— Но в радиусе же района, — произнес старлей.
Неушев усмехнулся.
Уазик остановился у парикмахерской. К машине подошли Куркин и Бадыкин. Комлев вылез. — В зоне поста все нормально! — браво выпалил Бадыкин и спросил: — Ну, как там, проясняется мой квартирный вопрос?
— Проясняется, — вздохнул Комлев.
— И когда же я получу?
— Ишь, прыткий какой! Пока ордера выдают очередникам двадцатилетней давности…
— Неужто я двадцать лет ждать должен?
— Может, и больше.
— Так у вас вся милиция разбежится.
— А вы думаете, вам вперед других дадут?
— Но бывают же исключения. Небось, директор станкозавода столько не ждал?.. А начальник милиции?..
— Вот и сходите к нему.
— Я уже все пороги здесь истолок. Больше идти не к кому. Все на безразмерную очередь кивают, а сами — в обход. Потому что номенклатурой называются. А мы — не номенклатура? Сортом ниже? Вот и корячься тут на всех ваших перекрестках, да в подворотнях. Не могу больше, пошел! — бросил фуражку на асфальт и направился прочь.
— Бадыкин! Бадыкин! Куда вы? — закричал Комлев, озираясь по сторонам. — Догоните иго! — приказал Куркину.
Тот поднял фуражку и побежал за Бадыкиным. Через минуту они вернулись.
— Здесь же прохожие, — произнес укоризненно замполит.
— А я что, не человек? — Бадыкин взял фуражку у Куркина, надел.
— Все равно. Так нельзя, — сказал Комлев, заспешил в уазик, который стазу же тронулся.
— Афанасий Герасимович! — заговорил Неушев. — Зря вы так. Теперь Бадыкин службу знаете, куда пошлет… А он старался всё-таки. Гундарев ему никогда бы так не ответил. Он спросил бы Бадыкина: «А где же ты голубчик, на очереди стоишь?» Тот, естественно, в ответ: «Нигде». Тогда бы Гундарев другой вопрос задал: «А почему?» И теперь только бы спрашивал Бадыкина: «Ну, собрал документы? Встал на очередь?» А напоследок и еще вопросы подкинул: «Сходил ли ты туда? Сходил ли ты сюда?», и Бадцкин сам от него бегать стал бы. А вы инициативу упустили. Вот он вас и припер.
Комлев почувствовал, что у него холодеют уши и горят щеки. Был доволен тем, что Неушев не видит его лица.
Подъехали к перекрестку. К машине подошел Борских и, вальяжно козырнув, спросил:
— Ну что там с коридорным?
— Это не я решаю, — сухо ответил Комлев, не выходя из машины.
— А, не вы?! Тогда отпустите в прапорщики. Буду в армии лямку тянуть. Это не то, что здесь, в ментовке…
— И это не мой вопрос.
— А какой же ваш вопрос?! Только лапшу на уши вешать? Уж оставьте. Для меня вы теперь… место пустое..
Комлев отвернулся и бросил водителю:
— Поехали.
Когда недвижимая фигура Борских скрылась из виду, сзади Комлева снова раздался голос Неушева:
— Афанасий Герасимович! Очередной прокольчик. Надо было не отвечать ему в лоб, а спросить: «Что ж я, голубчик, в твоей характеристике напишу?.. Что слабенько работаешь? Что горячишься попусту? Что…» И тот бы разом осекся. Какие могут быть прапорщики с такой рекомендацией? Нет, Афанасий Герасимович, так нельзя с милиционерами. Они привыкли, чтобы им во всем потакали, да чтоб надежды теплились кое-какие, а не прямо в лоб: «нет». Когда все ясно — это и для дела плохо…
Комлев оторопел. Его, сторонника честных, откровенных действий и поступков, учили тут затуманивать мозги людям! Нетерпеливо ждал, когда нудный Неушев прекратит своё. Не выдержав, обернулся к старшине, собираясь дать резкую отповедь, но, наткнувшись на маслянисто-сочувственные глаза подчиненного, сдержался и, чуть помолчав, сухо обронил:
— Я подумаю над этим… Товарищ Неушев…
Тот откровенно усмехнулся, видя раздражение молодого лейтенанта. Глаза его снова хитро сощурились:
— Вы не подумайте, что я так, какой-то особый блат хочу завести. Просто задушевный я человек. Не могу смотреть, как вы крутитесь, а все…
— Да уж спасибо, — выжал из себя Комлев.
Заулюлюкала рация. Неушев поднял трубку:
— Да, десятка на приеме. Драка? Понял, — толкнул водителя в спину. — К универмагу! Живо!
Уазик развернулся и с противным воем звукового спецсигнала помчал по проспекту. На вираже обогнал машину с шашечками, которая чуть подалась к обочине, проскочил перекресток на красный свет и уже через минуту въехал на каменный бортик возле зеркальной витрины универмага.
Комлев хотел было броситься к мельтешащим и нелепо размахивающим фигурам, но почувствовал, как плечо его припечатала крепкая рука Неушева.
— Да вы что, Афанасий Герасимович! Без погон хотите остаться и синяков схлопотать?
— Не понял, — опешил Комлев.
— А вы посмотрите. Там ничего не поймешь. Кого хватать? За что? Вот подрассосется. А ну, Колесников, пугни-ка их!