— Ты бы глянец на физиономии чуть поубавил. Держи. Чтобы жизнь тебе раем не казалась! — Шкандыба бросил на стол перед Афанасием схваченную толстой скрепкой пачку бумаг.
«Даже не поинтересовался защитой, — с обидой подумал Комлев. — А впрочем, это даже лучше. Зря душу трепать не бyдет».
Дело было о квартирной краже из частного дома. Похищено золото — два перстня и два кольца. Из заявления потерпевшей — некой гражданки Клюевой — следовало, что указанные вещи хранились в шкатулке. В протоколе же осмотра места происшествия было отмечено, что с нее сняты отпечатки пальцев.
— Переулок Прянишный. Зона Дубняша, — подумал Афанасий. — Опять мне с этим долдоном дело иметь!
Взялся за ручку двери с табличкой «ДУБ…», которая оказалась запертой. Только развернулся назад — навстречу опер.
— Ну что, правовед! — вместо приветствия сказал тот. — Будем снова забывать теорию?
Зайдя за опером в кабинет, Комлев сел:
— Слушай, мне квартирную по Прянишному сунули.
— Поздравляю! Можешь поиметь удовольствие с этой Клюевой, — расплылся в улыбке Дубняш.
— О чем ты?
— А что тут рассказывать. Дело гиблое. Ты сам подумай. Она буфетчица на вокзале. Кто к ней только под юбку не лазит. И еще залетные. И командировочные.
— Так она что, их домой водит?
— Соседи говорят, что не квартира, а проходной двор.
— Ну хоть подозреваемых она назвала?
— Да она и сама не помнит, когда золотишко видела в последний раз. Можешь с ней сам поговорить.
Следователь позвонил в привокзальный ресторан и узнал, что как раз сегодня обслуживает смена Клюевой. Сунул дело в портфель и пошел на трамвайную остановку. Слабый теплый ветерок раскачивал потемневшие мочалки тополей, с которых летели ошметки летнего снега, оседавшие на земле сбившимися хлопьями. Пахло смешанным запахом предлетней свежести и бензина. «В отпуск бы сейчас да из города», — подумал Комлев, поднимаясь на трамвайную подножку.
Вокзал, как всегда, был многолюден. В зале ожидания толклись мешочники. В одном из углов расположились пестрым своим табором цыгане с целым выводком вертлявых, чумазых детишек. Афанасий протолкался к буфету, где крутились две довольно крупногрудые и пышноволосые буфетчицы. Он обратился к сгорбленной, костлявой посудомойке, убиравшей со столов грязные тарелки:
— Клюева работает?
— Здесь, — ответила та, внимательно оглядев милиционера.
— Как бы ее позвать?
— Вот, кобели! И на работу стали приходить! — уничтожающе произнесла посудомойка и с грохотом покатила тележку в моечное отделение. Уже оттуда закричала:
— Зинка! К тебе хахаль из милиции приперся!
— Маш! Ты похозяйничай пока, — бросила та буфетчице, что поплотнее, и, оправляя халат, вышла из-за шторы. Замаслившиеся было глазки ее тут же потухли при виде незнакомого милиционера.
— Следователь Комлев, — представился. — Вы будете Зинаида Ивановна Клюева?
— Это по поводу кражи? — быстро сообразила буфетчица. — Кого нашли?
— Тут все не так уж просто. Без вашей помощи не обойтись. Где можем поговорить?
— А, сейчас, пойдемте.
Афанасий направился вслед за буфетчицей. Они прошли по извилистому коридорчику, поднялись и затем снова опустились по какой-то металлической лестнице. Клюева открыла ключом малозаметную со стороны дверь, и они зашли в светлую комнатку со столом, диваном и стулом. «Вот тебе и место для приема клиентов», — подумал старший лейтенант, оглядывая помещение.
— Садитесь. Он, правда, скрипит немного, — Зинаида опустилась на диван.
— Нет, я сюда, — Афанасий сел на стул.
— Опасаетесь, что ли? — усмехнулась — Уже наговорили там всякое.
— Ну, от этого ничего не меняется. Скажите, когда обнаружили пропажу?
— В субботу. Часов в пять.
— Вы что, украшения ваши надеть хотели?
— Естественно.
— Собирались куда-нибудь в гости?
— В ресторан.
— А когда же перед этим вы видели их в последний раз?
— В прошлую субботу.
— А вы что, по субботам в ресторан ходите?
— Так я женщина свободная. Мне это в радость себя показать.
— Ресторан, конечно, здесь на вокзале?
— Так ходить ближе.
— От этой комнаты, например.
— Все-то вы хотите знать, — заулыбалась Клюева. — Небось сами по ресторанам не ходите. Уж, извините, зарплата не позволяет?
— Известное дело. Здешние расценки не каждому по карману. Но вернемся к нашим баранам.
— Никаких баранов не держу. А шашлыки бывают. Приходите отведать.
— Я имею в виду тех, кто побывал у вас на квартире в последние дни. Факт пропажи драгоценностей мы можем связывать только с ними.
— Вы что, проверять всех будете?
— Конечно.
— И даже сотрудников своих?
— Каких еще сотрудников?
— А вам разве не сказали, что у меня и милиционеры чаи распивали? С особой заваркой.
— Проверим и их.
— Товарищ следователь! А нельзя ли это так сделать, чтобы не распугать всех моих друзей?
— Гарантировать не могу. Но все формальности мы должны выполнить. Если отпечатки на шкатулке оставил кто-то из ваших друзей, то многое прояснится.
— Ну, да ладно! Переживут. Мне главное того кобеля паршивого прищучить, который со мной спит и у меня же золотишко тянет.
Вытащила из лифчика листок бумаги, развернула и положила перед Комлевым:
— Нате! Я тут всех перебрала.
Следователь стал читать:
— Понедельник — Семенихин. Вторник — Абонян. Среда — Валевич. Пятница — Кисунев. Стоп! Это какой же Кисунев? Который в вытрезвителе?
— Он самый.
— А кто такой Семенихин?
— Это из багажного отделения.
Старший лейтенант записал.
— Абонян?
— Начальник ереванского поезда.
— Понятно. Он приезжает и — обратно. Когда, кстати, должен быть ереванский скорый?
— Завтра с утра.
— Постараемся его встретить.
— Только с армяшечкой этим поосторожнее. Он такой ревнивый! Вы ему не говорите про других.
— Постараемся. А Валевич?
— Метрдотель из ресторана.
— А почему четверг в вашем списке пропущен?
— Я к сестре ездила проведать.
— … И кого же вы больше всего подозреваете?
— Ума не приложу. Семенихин сам может себе что хочешь достать. Армяшечка? Да нет, он только дарит. Валевич тоже из зажиточных. У него такие чаевые… Кисунев — так он же порядка защитник.
— Хорош, защитничек. Кстати, вы с ним советовались, прежде чем в милицию обратиться?
— Он следователям не верит. Говорит, что ничего не найдут. Дармоедами их называет. И советовал мне ничего не писать.
— А вы вот не послушались.
— Я верю в нашу милицию, — сказала Клюева.
В отделе Комлев отдал список Дубняшу и попросил его взять отпечатки пальцев у всех означенных клюевских посетителей.
Опер споро пробежал глазами список, воскликнул:
— Это что, Киса из трезвяка, что ли?
— Он самый.
— Расколоть Зинку! Как тебе удалось? Небось подсуетился на перине ее?
— Слушай, Дубняш! Ты свои гнусные намеки брось. Даже если вся милиция вместе с тобой станет в очередь к ней, я к вам не пристроюсь. А ты чем зря языком трепать, займись-ка делом. Поезд ереванский завтра приходит.
— Понятно, Абонян.
Комлев проводил взглядом Дубняша, вышел на улицу, сел на надломленную скамейку перед отделом, снял фуражку и задумался:
— Права Клюева. Все клиенты — люди денежные… Вот, разве только Кисунев. Но и у него на Солнечной свой Клондайк имеется. Ведь был же тот случай с фотографией и червонцами работяги… Он! Точно он! Но подождем результатов экспертизы…
Дубняш отдал Комлеву три оформленные подписанные дактокарты и сказал: