— Да, подсунули нам всем щуку. Он тут под дурачка все играл. Теперь вижу: штучка! А вдвоем с этой щучонкой они вообще сила. Никак нельзя допустить, чтобы они вместе были. Так что, Фуфайка, надо нам будет к этому народ подключить, — совсем угрюмо заключил хозяин квартиры.
— Умно говоришь, чудотворец! Народ и партия едины, — заплетающимся языком произнес Фуфаев и обратился к Софе. — Поглянь в окошко. Там за мной машину из вытрезвителя не прислали?
Выпроводив Фуфаева за дверь, похвалил жену:
— Вовремя ты новости свои на хвосте принесла. Это же надо, Герасим! Кто бы мог подумать. И трясогузка эта райкомовская. А знаешь что, — глаза его неожиданно высветились внутренним зловещим блеском. — Позвони-ка Вертанову. Вы с ним на короткой ноге. Намекни про Комлю и про птаху эту.
— А что намекать? Это всем известно. Ну, давай и я ему скажу.
Можаров набрал домашний номер полковника. Протянул трубку Софе.
— Юрочка! Это я, Сонечка. Как там супруга ваша, довольна? Передайте, что я у портнихи была. Все сделано, как она просила. Кстати, такую пикантную новость услышала…
У Вертанова после разговора с Софочкой заныли зубы. Они не отпускали его даже до того самого момента, когда он встретился в управлении с генералом.
Тот, словно Будда, сидел в своем необъятном кабинете, вытянув перед собой тяжелые руки.
— Товарищ генерал! Я обязан вас проинформировать, — осторожно начал Вертанов.
— Информируй! — ладони генерала двинулись чуть вперед.
— Поторопились мы, товарищ генерал, с Комлевым, которого ставим на Заводской отдел, — проговорил заместитель и набрал полную грудь воздуха.
— Не тяни, — ладони с прищелком ударили по столу.
— Ситуация такая. У Комлева интимная связь с Заброднной. Не сегодня-завтра она может получить огласку. Все это пока на стадии разговоров. Я сам не знаю, верить им или нет. Потому и пришел к вам.
— Понимаю, — глаза Будды смотрели на полковника не мигая. — Ответственности боишься? Да, ну и кадры у меня. А я решаю просто. Возникло сомнение в человеке, с глаз долой! Завтра доложишь о другой кандидатуре!
Забродина встретила Вертанова приветливой улыбкой.
— Что-то зачастили вы в наш район, а вот меня обходите… Все мимо и мимо райкома. Раз даже совеем рядом были. А вот не зашли, — укоризненно сказали она.
— Вот это я понимаю, осведомленность у вас. Хоть сейчас в наши милицейские органы, бери. И глаз острый.
— Ну, это вы хватили лишку. Думаю, я и так на своем месте. По крайней мере стараюсь. Чтобы в районе порядок был.
— Что-что, а уж это вам удается, Людмила Ивановна. Только вот возник один моментик щепетильный. И генерал о нем знает. Ну, не буду кругами ходить. Скажу напрямик: слушок одни тут прошел. Нежелательный для вас. Мы в управлении понимаем, конечно, что идет он от ваших недоброжелателей. Но ведь на чужой роток нe накинешь платок.
— Я пока ничего не могу понять, Юрий Осипович.
— А все очень просто, — продолжал Вертанов. — Вы уж извините, поговаривают, будто бы у вас с Комлевым отношение определенные имеются. Может, оно и так. Дело молодое. Но послушайте меня, воробья стреляного. Давайте-ка мы всю эту болтовню разом прикроем. Вы в своих делах личных разберетесь, ну а мы Афанасия Герасимовича пока в тени подержим. Для общей пользы.
Лицо Людмилы Ивановны чуть зарозовело. Она механическим движением перебросила несколько листков календаря и, не глядя на полковника, сказала:
— Выходит, и вы верите…
— Что вы, что вы! Людмила Ивановна! — Вертанов всем своим видом пытался показать возмущение. — Вы молодой партийный работник! У вас большая перспектива. И мы обязаны оградить вас…
— Я благодарю вас за доверие, — голос Забродиной стал сухим и твердым. — И оправдаю его. Мой долг сделать все, чтобы люди в нашем районе были чисты перед партией и страной. А генералу, пожалуйста, передайте, что я против утверждения Комлева в должности начальника райотдела.
— Вы — умница, Людмила Ивановна!
У Вертанова стало легко на душе:
— Раз дело повернулось таким образом, то давайте поговорим о новой кандидатуре.
— Предлагайте. Но такого, чтобы без сплетен всяких.
Комлева все глубже засасывало в воронку навалившихся дел. Он едва успевал подписывать бумаги, давать указания, отвечать на многочисленные вопросы. В этой затянувшейся колготе ему просто каким-то чудом удалось вызвать к себе инспектора розыска Кау. Тот бесстрастно протянул Афанасию надорванный конверт с письмом.
— Это Иван Карлович с юга пишет соседке. Просит, чтобы та переслала вещички. Погоду не учел. И чтобы вам передала, что он выходит из игры. И в город пока возвращаться не собирается.
Комлев вытащил лист, пробежал по нему глазами и жестко обронил:
— Ну, что стоишь! Лети за ним. И один не возвращайся.
Сразу же после ухода опера в кабинет заскочил взволнованный дежурный:
— Происшествие! Обнаружен труп. Женщина звонила только что. Адрес сообщила. Милиционер у нее мертвый.
— Этого еще не хватало. Личность установлена?
— Да она толком ничего сказать не может.
— Собирай опергруппу, — сказал Комлев, уже натягивая шинель.
Приехав на место, Комлев первым толкнул незапертую дверь. В узком проходе его встретила осунувшаяся женщина в темной юбке и мышиного цвета свитере. Она с удивлением посмотрела на Афанасия:
— Гражданин начальник, здрасьте! Не узнаете? Я Недосекина.
— Валентина?
— Она самая.
— Кончился, значит, срок? Ну, с возвращением.
— Да. Мать померла, я тут и осталась.
— Так это у тебя случилось?
Все прошли в единственную обшарпанную комнатенку без штор. Комлеву бросилась в глаза широкая двуспальная пустая кровать. Он в недоумении остановился. На выцветшем диванчике увидел Кисунева, лежавшего навзничь: одна нога касалась пола, а правая рука судорожно застыла на груди. Одет он был в милицейские брюки и расстегнутую рубаху. Ботинки стояли на полу, китель висел на спинке стула.
Афанасий взял Кисунева за ледяное запястье, чтобы пощупать пульс, хотя было и так ясно, что тот мертв. Улыбка на его припудренном лице, по которому текли вниз зеленоватые морщинки, была загадочной и усталой. Мертвые у самой кромки вечности всегда знают чуть больше, чем живущие на белом свете.
— Он что, ночевал у тебя? — спросил, задумавшись, Комлев.
— С дружком был, — ответила Валентина. — Чуть-чуть выпили. Тот ушел с вечера, а он остался. Я будить не стала. Ушла на работу, а пришла — вот.
— А что за дружок был?
— Тоже из вашенских, Балык какой-то, с вытрезвителя.
— Вот уж действительно — свои… Разыщите Фуфаева, — сказал Комлев.
В дверях появился Тормошилов:
— Мать честная!
Судмедэкперт, бритый мужичок в белом халате поверх пальто, осмотрел труп. Потом сказал:
— Никаких телесных повреждений не видно.
Майор Гиви осторожно склонился над батареей из пустых и недопитых бутылок, поочередно обнюхивая их и отставляя в сторону. Беря за краешки стаканы, просматривал их на свет.
— Машину в прокуратуру послали? — спросил Комлев.
— Да, — ответили ему из коридора.
Афанасий вышел на лестничную клетку, где курил Тормошилов.
— Опять пьет, Валюшка-Швалюшка, — протянул участковый. — И собутыльников нашла по себе…
— Притон…
Тем временем к дому подскочила дежурка. Из нее вылез одутловатый помощник прокурора. Прошел в квартиру.
На лестнице появились Фуфаев и Бусоргин.
— А, вот и вы… Постойте, голубчики! — остановил их Комлев.
Разговор с Фуфаевым ничего не прояснил. Тот, как всегда, ничего не знал. Охая и злясь, говорил про Кисунева, что тот последние дни в отгулах, а за личной жизнью подчинённых разве уследишь. Где Балыков? Тоже ничего путного не сообщил.
Комлев вернулся в квартиру.
— Ну, что нам еще подскажет экспертиза? — спросил у Гиви.