Свернув в переулок, Посохин сразу увидел Николая Квасова и Рыбакову. Валентина Васильевна двумя руками опиралась о черенок лопаты. Майор съехал на обочину.
— Что случилось, Валентина Васильевна? — спросил он, выходя из машины.
— Идите сюда! — махнула ему рукой Рыбакова и направилась к клумбе у овражка, за которой ухаживала Квасова.
— Ну, что еще? — бросил Посохин, подходя к клумбе.
— Я ночью еще раз все проанализировала, а утром пришла сюда. Посмотрите на два крайних кирпича в бордюре.
— Что тут? — Посохин наклонился над клумбой.
— Еще внимательнее! — с улыбкой произнесла Рыбакова.
— Вокруг этих двух кирпичей травы нет.
— Точно! Квасова весьма остро реагировала на всякое приближение к своей любимой клумбе. Запредельно остро. Но заявление на Дронова, когда его телята съели несколько цветов на клумбе, она все-таки не написала! Она оставила безнаказанным даже то, что он на нее руку поднял. Она явно не хотела, чтобы полицейские обратили свои взоры на ее цветочки. Прибавьте сюда еще и видеокамеру. Сопоставьте ее стоимость и цену этих анютиных глазок. Павел, уберите кирпичи и засеките время для протокола.
Посохин вынул из земли самый крайний в бордюре кирпич и откинул его в сторону.
— И второй, пожалуйста!
Посохин выполнил просьбу Рыбаковой и вопросительно на нее посмотрел.
— Что дальше?
— Сейчас будем копать.
Рыбакова воткнула острие лопаты в землю.
— Может, я? — протянул руку Посохин.
— Не надо. Земля мягкая.
Рыбакова, стараясь не задеть цветы, ссыпала вырытую землю на клумбу и снова воткнула лопату. На третий раз инструмент обо что-то ударился.
— Можете доставать, — сказала Рыбакова. — Руки потом во дворе у Николая вымоете.
Посохин нагнулся и расчистил сверху от комьев земли какой-то сверток.
— Доставайте, доставайте. Не взорвется. Я уже спицей его прощупала.
Майор, сев на корточки, взялся двумя руками за края свертка и покачал его из стороны в сторону.
— Что-то твердое.
— Тащите!
Посохин потянул сверток вверх.
— Тяжелый, — с удивлением отметил майор.
Какой-то цилиндрический предмет был завернут в черный целлофановый пакет для мусора и обмотан прозрачным скотчем. Майор стряхнул со свертка землю.
Квасов раскрыл перочинный нож и подал его Посохину. Майор ловко распорол целлофан вместе со скотчем и, вернув нож Николаю, стянул обертку.
— Банка, что ли, из-под чая?
Посохин поднял защелку и приоткрыл крышку. Внутри лежало что-то завернутое в черную блестящую материю. Сверху материал был сколот английской булавкой. Он до конца откинул жестяную крышку и многозначительно посмотрел на Валентину Васильевну.
— Ну-ка, господин майор!
Рыбакова расстегнула булавку и зацепила ее за карман своей рубашки.
— Раскрывайте, Павел. Не томите!
Посохин одной рукой поочередно развернул края материи. Банка из-под чая была доверху полна золотыми украшениями.
— Ежиков блиндаж! Вот из-за чего весь сыр-бор.
— Интересно, чье это добро? — спросил Квасов.
— Я подозреваю, что именно это золото братишка вашей жены взял три года назад в ювелирном салоне, — сказал Посохин. — Всего налетчиков было трое. Один погиб при задержании, вашего зятя упекли на десять лет за разбой, а вот кто был третьим — так и не установили. Он просто растворился в воздухе. А сегодня ночью он, наконец, материализовался. Золото позвало.
— А сколько же они взяли?
— Где-то на десять миллионов. Часть изъяли при аресте Печенкина Николая Николаевича. Это брат Квасовой, если вы не знаете, — пояснил Посохин Рыбаковой. — А три четверти похищенного золота и пистолет, из которого был ранен охранник, так и не нашли.
— Что, бандюга уже заговорил? — спросил Квасов.
— Карельский сегодня утром получил ответ на свой запрос по поводу брата вашей жены. Там все это и было. Александр Петрович посчитал, что будет нелишним поинтересоваться биографией всех родственников Раисы Николаевны, с которыми она поддерживала хотя бы какие-то связи в течение последних двух лет. Он же не зря вас целый час пытал по поводу ее генеалогического древа.
— Ну да. Но про ее брата я мало что знал.
— Поэтому Карельский и послал запрос.
— Итак, третий грабитель — это Максим Кисленко? — вопросительно взглянула на Посохина Валентина Васильевна.
— Скорее всего. Он же прямо заявил, что это его золото. В день налета он тоже был в Ростове. Но спустя час после ограбления, его арестовали в одном из ресторанов, где за сутки до ограбления он устроил дебош и избил официанта. Считаю, что провернул Кисленко это мероприятие для прикрытия. Салон, как я уже сказал, брали три человека. Печенкин и еще один подельник, некто Зуев, дали деру, а наш удалец сразу после налета пошел в ресторан обедать, где его опознали как человека, недавно громившего их заведение, и вскоре задержали. Он получил три года за хулиганство и нанесение телесных повреждений. Два месяца назад Кисленко освободился и прибыл в родной город. Вопрос: откуда он узнал, что украшения из салона находятся у сестры Печенкина, если к налету не имел никакого отношения? Вряд ли это простая догадка. Наказание, кстати, он отбывал почти за семь тысяч километров от мест лишения свободы, где чалился гражданин Печенкин. Никаких контактов между ними не было. А если по данному делу проходит еще и пистолетик, с которым мы Кисленко задержали, то картина вырисовывается полностью.
— Вот это карусель! — удивленно протянул Квасов. — Ну, Райка!
— Надо бы руки помыть, — сказал Посохин. — И будем делать опись пиратских сокровищ. Валентина Васильевна, вы мне сразу бы сказали, что затеяли, я следователя пригласил бы. Мне опять втык будет.
— Извините, Павел, я всех ваших процессуальных тонкостей не знаю. Хотела как лучше. А вдруг мы тут ничего стоящего не нашли бы? Не хотелось, чтобы вы снова пострадали.
— Ладно, пойдемте.
— Сейчас, я только почту заберу. Подержите, Николай! — сказала Рыбакова, передавая Квасову лопату. — Яму можете засыпать.
— Ничего не трогать! — строго предупредил Посохин. — Оставить все как есть.
Валентина Васильевна направилась к почтовым ящикам, на ходу вытаскивая из кармана джинсов ключи. Открыв свою ячейку, она достала «Российскую газету» и какой-то конверт.
— Это что такое? — произнесла она вслух.
На конверте были написаны ее адрес и фамилия. Имя отправителя указано не было. Писем Валентина Васильевна не получала уже лет десять, общаясь с дочерью и ее семьей в основном через интернет или по телефону. Других близких родственников у нее не было.
Женщина вскрыла конверт. Внутри лежал еще один конверт, сложенный вдвое. Рыбакова его расправила. На нем было написано: «Квасовой Раисе Николаевне».
Рыбакова подошла к Посохину и протянула ему запечатанный конверт.
— Павел, возьмите.
— Что это?
— Письмо Квасовой. Оно было отправлено на мое имя. Второй конверт, который был внутри, она адресовала себе. Знала, что я его не вскрою и принесу ей, если она будет в добром здравии к моменту получения послания. Она явно боялась Кисленко и, наверное, пыталась подстраховаться.
Посохин осмотрел конверт с обеих сторон.
— А в чем его прислали?
— Вот, вот! — подала Рыбакова майору вскрытый ею конверт.
Посохин изучил почтовые штемпели.
— Отправлено из Новолиганьска.
Он распечатал конверт с именем и фамилией погибшей. На вырванном из блокнота листке шариковой ручкой было написано: «Я, Квасова Раиса Николаевна, в здравом уме и твердой памяти заявляю, что гражданин Кисленко Максим Анатольевич, житель города Бирючинска, угрожает меня убить. Я знаю, что он три года назад участвовал в ограблении ювелирного салона в городе Ростове и ранил охранника». Ниже стояла роспись Раисы Квасовой и дата.
Посохин прочитал написанное вслух.