— Не волнуйся. Я про Алексея никому не скажу. Только нет никакой гарантии, что его самого на пляже в тот вечер никто не видел.
— Алексей говорит, что там больше никого не было. Нет, до того, как он с пляжа отплыл, то с этой питерской встретился, с Сениной, а когда с рыбалки возвращался, то никого больше не видел. Ну, кроме этих…
— Он не видел, а его могли видеть.
— Господи прости!
— Зинаида, Алексей мне не расскажет, где он Квасову с компанией приметил?
— Ой, Валь! Как я его спрошу? Он же сбесится, когда узнает, что я тебе про Бомбу рассказала. Ну, что он ее видел в понедельник на пляже.
— А если все-таки кто-то его самого там видел? Подумай. Исключить этого нельзя. Возьмут и сообщат. Начнутся неприятности с полицией. А если он мне все расскажет, я, в этом случае, смогу ему пригодиться. Получится, что он, по сути, и не скрывал ничего, если я обо всем знаю.
— Я поняла. Ладно. Я его позову, а ты сама его спросишь про эту банду.
Зинаида тщательно расправила на коленях полы халата.
— Господи, лишь бы не заругался. Леш, Леша! Подойди к нам на секундочку. Валентина Васильевна что-то хочет у тебя узнать.
— Чего ты хотела, Васильевна? — спросил Смазнев, заходя на кухню. Он открыл холодильник и достал оттуда трехлитровую банку с компотом.
— Алексей, ты у реки в прошлый понедельник вечером Квасову видел?
Смазнев сурово посмотрел на жену, но ничего не сказал. Он налил компот в чашку, неспешно его выпил, вытер усы и только потом процедил сквозь зубы:
— Ну, видел, и что?
— Не расскажешь где?
Смазнев немного помолчал.
— На старом пляже я ее видел. Знаешь, толстенную иву, что почти у самой воды там растет? Ее ствол прямо над речкой склоняется. Не поняла? Ну, от того места, где дорога в пляж упирается, надо пройти наискось вправо шагов тридцать. Там на пригорке, за кустами, их компания и сидела.
— Алексей, может, на месте покажешь?
— Леша, сходи, а…
— Ладно, — нехотя согласился Алексей и, отодвинув штору на окне, выглянул на улицу. — Можем даже сейчас сходить. Еще видно. А зачем тебе, Васильевна?
— В полиции подозревают, что к этому делу, скорее всего, причастен Николай Квасов. Но, ведь, у Раисы было много врагов.
Смазнев повернул голову от окна и посмотрел на Рыбакову.
— Ага. Я, например.
— Поэтому и надо сходить.
— Пошли, — без раздумий ответил Смазнев. — Я телик только выключу. Зин, пока мы сходим, ты борщ разогрей. И еще там чего-нибудь сообрази. Ладно? Жрать уже охота.
— Идите, идите! Я все сделаю. Как придешь, покушаешь. Все на столе уже будет стоять.
Глава 8
Посохин поставил точку и поднял голову. Пока он писал, выражение лица Квасова совершенно не изменилось. Оно, как и прежде, говорило об отрешенности и страдании. Майор мысленно посочувствовал почти неделю находившемуся в загуле свежеиспеченному вдовцу.
— Николай, помнишь, когда пропала твоя жена?
Квасов наморщил лоб.
— Во вторник. В понедельник ушла, а во вторник ее уже весь день не было.
— Забавно. Наш судмедэксперт утверждает, что твою супругу, скорее всего, в ночь с понедельника на вторник и убили.
Посохин, положив локти на крышку стола, с невинной улыбкой посмотрел на Квасова. Тот никак не отреагировал на сказанное.
— Где ты был в прошлый вторник с ноля часов и до того момента как пришел в полицию? Или нет! Начни-ка с вечера понедельника. Часиков … с двадцати. Нет, лучше с девятнадцати. Ты же домой в понедельник пришел в семь вечера?
Квасов снова наморщил лоб и медленно кивнул.
— В семь.
— Видишь, мы уже точно знаем, во сколько ты пришел домой в понедельник. Мы и еще кое-что знаем.
— Что? — спросил Квасов, едва шевеля потрескавшимися губами. — Я ничего такого не делал. Можно я пойду? Мне домой надо.
— Николай, давай не будем отвлекаться. Возьми-ка пару таблеточек, а то головка у тебя, наверное, бо-бо.
Посохин достал из ящика стола начатую упаковку с лекарством и выдавил через фольгу на лежавший перед Квасовым чистый лист бумаги две таблетки.
— Мы же не изверги. Хотя многие о нас другого мнения. — Майор улыбнулся. Он считал, что улыбка не менее важный атрибут полицейского, чем пистолет или наручники.
Проводимое от имени государства насилие не должно выглядеть грубым и безжалостным, втолковывал он подчиненным. И всякий правонарушитель, в ком еще осталось что-то человеческое, оценит вашу доброжелательность по достоинству. Потом майор делал паузу и многозначительно добавлял: «Что может здорово сократить сроки расследования!»
— Николай, скажи, пожалуйста, ты домой в тот вечер пришел один?
— Один.
— Ты был выпивши?
Квасов слегка скривился.
— Вы же знаете. Чего спрашивать?
Он вздохнул и двумя пальцами, поочередно, положил таблетки себе на ладонь. Глядя на его руки, майор подумал, что они не мылись, наверное, уже неделю.
— Конечно, мы знаем, Николай, что ты был выпивши. Сколько ты выпил?
— Бутылку на двоих мы выпили.
— Водки?
— А чего еще? Не виски же.
— И пил ты с верным другом…
— С Ванькой Дрыном мы в тот вечер выпивали. С Иваном Дроновым то есть. Водички можно?
— Конечно.
Посохин плеснул из электрического чайника в стакан немного воды. Потом, взглянув на Квасова, долил стакан почти до края.
— Бери. Холодная.
Квасов поднес ладонь к лицу и, откинув голову назад, забросил обе таблетки в рот. Осушив стакан, он поставил его перед собой на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Так, дело пошло, — весело произнес Посохин, отставляя стакан в сторону. — Чуть попозже я тебя чайком уважу. И даже лимончик положу. У меня и мед есть. Тебе сейчас витамины и микроэлементы ох как нужны. Ты только рассказывай, рассказывай. Домой, значит, ты пришел один и был выпивши. Верно?
— Ну, да.
— Жена была дома?
— Раиса? Была дома. Где ей еще быть?
— Вы в тот вечер с ней поссорились, наверное? Да?
Квасов несколько раз громко шмыгнул носом.
— Она первая начала.
— И…
— Я ей ответил.
— Как? Вербально?
— Чего? Как обычно ответил. Послал… на три буквы.
— То есть в суд?
— В какой суд? — непонимающе уставился на Посохина Квасов. — Матом я ее послал.
Посохин подался назад. Спинка офисного кресла под весом его крепкого торса противно заскрипела.
— Ладно, общенародные шутки в сторону. Идем дальше.
— Дальше я пошел спать, — потупил голову Квасов.
— Куда?
— В дом. Куда еще?
— А где вы до этого с женой находились?
— Во времянке.
— Она не сказала тебе, что собирается куда-либо пойти?
— Нет. Только обзывалась. Это у нее хорошо получается.
Квасов говорил ровным тоном, глядя на пустой стакан и лишь время от времени тяжело вздыхал.
— Ты проспал весь вечер?
— Сначала я смотрел телевизор. Спать лег часов около двенадцати.
— По телевизору что показывали?
— Кино какое-то. Комедию.
— Название помнишь?
— Что-то американское. С неграми. Дурь несусветная. Мне не понравилось.
— Этот фильмец по какому каналу шел?
На некоторое время Квасов задумался.
— Не помню, — мотнул он головой и тотчас скривился.
— А жена где в это время была?
— Не знаю. В тот вечер я ее больше не видел. И потом не видел.
— Я понял. А ночью ты вставал? Водички попить, например? Пописать?
— Компот пил.
— Во сколько это было?
Квасов снова шмыгнул носом и потер грязной пятерней лоб.
— Не знаю. Я на часы не смотрел.
— Жены дома не было?
— Я не обратил внимания. Летом она обычно спит во времянке.