Опять ложь. Все их отношения с самого начала замешены на лжи.
Затем Иван стал думать об этой странной плите вообще. Края камушков плотно прилегали друг к другу, щель исчезала. Так разрезать камень мог только лазер… От этой мысли, от самого слова «лазер» Иван содрогнулся. Лазер в девятнадцатом веке. Рассуждения на эту тему могут завести слишком далеко.
То, что складывалось на столе рукой поэтессы, было каким-то текстом. И, теперь уже безо всякого сомнения, было ясно, что это не иероглифы, а буквы, и Делла знала об этом, и она скрывала это знание от Ивана. Что же делать: так и продолжать с нею игру, притворяясь, что он ни о чем не подозревает? Иван не привык к таким отношениям. Он пошевелился, приподнялся на локте. Плечи Деллы напряглись, она медленно подняла голову.
— Это ведь все же буквы, да? — спросил Иван. — Почему бы сразу об этом не сказать, зачем врать про какие-то назидания на этих камушках?
— Я не врала, — сказала Делла, опустив глаза. — А подглядывать нехорошо.
— Так уж вышло. Ты, наконец, что-нибудь расскажешь или нет?
— Это действительно буквы.
— А я уж поверил в свою «жизнь» на камне.
— Ты не дослушал. Символы означают и то и другое. В старинной бабушкиной книге была их расшифровка. Это как… Ведь в славянской азбуке то же самое. Аз — это буква «а» и одновременно — я, личность как понятие. Л — это «люди». Только у славян таких букв несколько, а у угрешей — все. Поэтому сочетания знаков можно прочесть и как иероглифическое письмо, и как текст на языке угреш. И все эти камушки должны сложиться в текст, который даст ответ на всё. Об этом сказано в древней книге. Книга утеряна, но на разбитой скрижали должно быть стихотворение. И в нем — ключ ко всему…
— Гм! Древний текст, это я понимаю, но с чего ты взяла, что это именно стихи?
— Просто потому, что я поэтка с детства. Или наоборот: я и стихи-то начала писать потому, что всегда знала об этом окончательном стихотворении. Я почему-то всегда знала, что это именно стихи, ведь пророчества обычно делались в стихах, у Нострадамуса, например. Я не могла тебе всего этого сказать.
— Но почему?
— Сама была не уверена. Это во-первых.
— А во-вторых?
— Видишь ли… — Делла опустила голову. — Я с самого начала использовала тебя. Как ты и сам догадался. Мне бь1ло неловко, правда. Я хотела всячески скрыть от тебя это. Отсюда и ложь. Вся неправда, которую ты от меня слышал, имела только одну причину: я не хотела, чтобы ты догадался об этом. Да, я использовала тебя, чтобы найти камушки.
— Какая глупость, девушка! Сказала бы сразу. Я ищу то-то и то-то, не хочешь ли ты мне помочь? Или…
Ивану вдруг пришла совсем неожиданная мысль.
— Что мы ищем, ты хоть имеешь какое-то представление?
— Нет. Но в этих стихах сказано что-то очень важное. Тайное. Самое главное! И это главное может быть очень страшным. Очень!
Иван посмотрел на пазл.
— Что-то уже прояснилось?
— Есть отдельные фразы и слова. Пока все довольно туманно. Но стихотворение складывается — в одном я уверена.
— Очень интересно. Что же дает расшифровка?
— Это не расшифровка. Просто половины камушков не хватает. Читаются лишь отдельные слова: берег, храм или капище, жертвенник… Целые фразы: лодка, причалившая к берегу. Люди, идущие в поисках веры… Смысла пока нет.
Иван внимательно рассмотрел мозаику на столе. Делла перемещала камушки, руководствуясь логикой слов, которые выстраивались на доске. Не зная языка, сложить пазл было невозможно, потому что вариантов притирки камушков друг к другу было множество. Фрагменты были большие, как из браслета, и маленькие, как из перстня, округлые и овальные, с выпуклыми или вогнутыми гранями. Кружки вписывались без щелей в несколько вариантов вогнутостей. Чтобы сложить слово, надо было не только знать язык угрешей, но знать его хорошо. Вот почему Делла не могла сразу добиться успеха. Например, одни и те же символы могли составить и слово «берег», и слово «зверинец». Все же, по смыслу других слов, зверинец был здесь совсем ни при чем…
Пусть это был лазер, но довольно хитрый лазер. Он как бы вводил в заблуждение, ставил загадки. Зачем?
Современные технологии в древние времена. Значит, либо угреши имели контакт с развитой цивилизацией, либо сами были развитой цивилизацией. В голову полезли всякие мысли об Атлантиде… На этом Иван и заснул, и снились ему башни, купола и акведуки погибшей страны.
Утром был звонок от Руденко. Иван отдал штурвал Делле, сам спустился в каюту и поговорил с компаньоном. Оказалось, что поклевка на «Джинс» пришла из Саратова. Покупатель отчаянно торговался, но все же они пришли к консенсусу. Катер будет доставлен прямо на главную пристань города. Делла слышала разговор и поняла, что «Джинс» намереваются продать.
— Как так? — с возмущением спросила она. — Мы же собирались пройти всю Волгу!
— Мы и пройдем, — заявил Иван. — Нетрудно будет арендовать какую-нибудь посудину в Саратове и продолжить путешествие на ней.
— Но я хочу на «Джинсе»! Я не хочу никакой посудины.
— Да какая разница?
— Я привыкла, я полюбила наш «Джинс».
— Рано или поздно все равно пришлось бы с него сойти.
Делла опустила голову, что-то соображая.
— А нельзя ли повременить?
— Покупатель сорвется с крючка.
— Вот как! Интересы бизнеса для тебя превыше всего.
— Вовсе нет.
— Во всяком случае, важнее, чем я.
Эти слова заставили Ивана вздрогнуть. Так могла сказать не Делла, товарищ по путешествию, а самая что ни на есть девушка, то есть возлюбленная, невеста…
— Мои интересы не важнее твоих, — сказал он. — Члены команды равноправны. Посему, бог с ним, с Саратовом. Проскочим на легких парусах.
Иван так сказал, но не был уверен, что действительно этого хочет. И не факт, что так на самом деле произойдет: всякое может случиться до Саратова. Руденко он звонить не будет. Если и совершит облом, то только в самый последний момент.
— Ты обещаешь привезти меня в Астрахань именно на «Джинсе»? — спросила Делла, вдруг положив ему руки на грудь.
— Обещаю, — сказал Иван, не сморгнув глазом, и подумал, что это самый что ни на есть удобный момент для первого поцелуя, но он ни за что не будет пользоваться ситуацией.
Делла отпрянула, вернулась к штурвалу, который в минуту разговора уже провернулся, подчиняясь капризу течения.
— У нас, кстати, был недавно один покупатель из Астрахани, — сказал Иван. — Некто Ламбовский.
Привередливый это был покупатель. Он лично посетил верфь, осмотрел катера и остановил свой выбор на «Джинсе». Но данный «Джинс» не продается, ответил ему Иван. Это просто его личный катер, а очередная партия только запущена. Тогда Ламбовский потребовал сделать один к началу навигации и сам предложил оплатить внеплановые расходы и прибыль по ним.
Вспоминая Ламбовского, Иван отвлекся, замолчал… Вдруг он заметил, что и Делла чему-то хмурится.
— Ламбовский… — задумчиво проговорила она. — «Ламб» — это корень из нашего языка. Выходит, угрешская фамилия.
— Неужели?
— «Ламба» по-угрешски означает «сыр».
Его мысль вдруг приняла весьма тревожный оборот, но это не было связано только с фамилией покупателя.
— Впрочем, нет ничего удивительного, что в Астрахани, в нижнем течении реки, тоже живут угреши, — сказал он.
Да. Ничего удивительного. Особенно то, что два угреша — Ламбовский и сама Делла — настойчиво выбирали именно «Джинс».
Он вспомнил, как пытался убедить Ламбовского, что «Чоппер» — более престижный и стильный катер, что «Джинс» годится для молодых нетребовательных туристов и так далее. Но тот уперся именно в эту модель.
Заказ был выгодный, и ребята взялись с энтузиазмом. Работали днем и ночью, несмотря на то что как раз в те дни накатила первая волна проверок и ревизий, которую Ивану удалось отбить. Затем верфь подожгли, и почти готовый швертбот изрядно пострадал. Судно было все же построено в срок и доставлено трейлером новому владельцу прямо домой, в Астрахань. Дополнительные расходы Иван, как всегда, превратил в доходы: включил в стоимость не просто услуги транспортной фирмы, а услуги плюс средняя норма прибыли по этой сумме.