Смущенный, я решил посоветоваться с моим магическим зеркалом, и оно поведало мне, что Сирена не причинит нам вреда. Тогда я достал склянку с живительным эликсиром и исцелил несчастное создание.
Выяснилось, что, хотя Сирена и привлекала мужчин, удержать она их не могла. Все они отправлялись на соседний островок к ее сестре Горгоне, которая обращала их в камни единым взглядом. Став постарше, она научилась обращать в камни не только мужчин, но и женщин, а также животных. Возможно, ее следовало признать Колдуньей, ибо талант ее, как видим, был велик. Но здесь я (по причинам, которые в свое время еще изложу) вряд ли смогу высказаться достаточно объективно.
Сирена оказалась неплохим спутником. Как я уже упоминал, она была русалкой, но, когда было необходимо передвигаться по суше, могла использовать и ноги. Многие из русалок часто так поступают. Сирена приготовила нам ужин из рыбы и морских огурцов и уложила спать на мягких сухих губках.
Следующим утром мы отправились брать Горгону. Все, кроме меня шли с завязанными глазами, а я использовал магическое зеркало, которое отражает все, кроме заклятия окаменения. Такое магическое свойство называется поляризацией.
Горгона оказалась столь же очаровательна, как и ее сестра. Это была женщина в полном смысле слова, то есть рыбьего хвоста у нее не было. Вместо волос извивались и клубились маленькие змеи, прелестно обрамляя личико. Она была столь же наивна, как и Сирена, и не сознавала причиняемого ею зла. Весь остров был уставлен каменными изваяниями, а она думала, что мужчины оставляли их ей на память.
Я пытался объяснить ей, в чем дело, но ее красота, отраженная в магическом зеркале, положительно смущала меня. Меня так и подмывало, взглянуть на нее прямо, но я не осмелился это сделать.
— Мужчины не должны больше приходить сюда, — сказал я. — Они должны оставаться дома, со своими семьями.
— А не мог бы хоть один прийти — и остаться? — жалобно спросила она.
— Боюсь, что нет. Просто мужчины, как бы это сказать... Они не для тебя.
Какая трагедия! Любой мужчина влюбился бы в нее без памяти, если бы за миг до этого не окаменел!
— Но я могу дать столько любви!.. Если только мужчина останется. Хотя бы один, совсем малюсенький! Я ублажала бы его все время, я сделала бы его таким счастливым...
Чем дольше я с ней беседовал, тем труднее мне приходилось.
— Ты должна отправиться в изгнание, — сказал я. — В Мандении твоя магия рассеется.
Но она об этом и слышать не хотела.
— Я не могу покинуть Ксант! Я люблю мужчин, но родина мне дороже! Если другого выхода нет, то — умоляю тебя: убей меня и прекрати мои мучения!
Я был испуган.
— Убить тебя? Я не смогу это сделать! Ты — самое прелестное существо, которое я видел, пусть даже и через зеркало! Будь я помоложе...
— Но вы еще вовсе не стары, сэр! — запротестовала она. — Вы весьма привлекательный мужчина.
Мои спутники, слушавшие все это с завязанными глазами, крякнули и закашлялись. Меня это даже несколько раздосадовало.
— Ты льстишь мне, — сказал я, будучи и впрямь польщен. — Но меня ждут другие дела.
Я чувствовал, что разговор затягивается. Общение с Горгоной грозило мне сразу двумя опасностями: либо тело окаменеет, либо сердце размякнет.
— Из всех приходивших ко мне мужчин один только ты захотел поговорить со мной, — страстно продолжала она. Змейки на ее голове с интересом разглядывали меня через зеркало. — Я так одинока! Умоляю, останься со мной, и я буду любить тебя вечно!
Тронутый девичьей мольбой, я уже хотел обернуться, но вовремя был остановлен моими товарищами, сообразившими, что я собираюсь сделать. И я сдержался, хотя мысль о любви такой прелестной женщины была весьма соблазнительна. Я так устал от одиночества!
— Горгона, если я взгляну на тебя прямо...
— Подойди, закрой глаза, если не можешь иначе, — сказала Горгона, все еще не понимая, какую опасность она представляет для мужчин. — Поцелуй меня. Дай мне излить всю свою любовь! Малейшее твое слово будет для меня законом — только останься!
О, какое искушение! Внезапно я еще острее ощутил гнет одиночества. Шутка ли, восемь лет уже прошло с тех пор, как моя четвертая жена покинула меня и вернулась в Мандению. (Четвертая? Тогда почему я помню только трех?) Молодые женщины никогда не обходили меня вниманием, но я знал, что дело тут в моем таланте Волшебника, а вовсе не в гномоподобной внешности и сварливом характере. И уж, определенно, не в груде разрозненных носков! Но Горгона не знала, что я Волшебник. Она видела во мне только мужчину.
— Вряд ли это получится, дорогая, — сказал я с искренним сожалением. — Конечно, это было бы блаженством завязать глаза и остаться здесь с тобой на день-другой (пусть даже любовь наша будет слепа). Но только Волшебник мог бы связать с тобой свою судьбу и...
— Пусть день-другой! — воскликнула она, и ее грудь (я имею в виду, обе ее груди) так всколыхнулись, что заставили меня помолодеть лет на сорок. — Пусть с завязанными глазами! Я знаю, Волшебник не обратит на меня внимания, но вы, сэр, лучше всякого Волшебника!
Она и впрямь не догадывалась! Пыталась польстить в одном, а польстила в другом.
— Сколько тебе лет, Горгона? — спросил я, не устояв перед соблазном.
— Восемнадцать. Я уже достаточно взрослая!
Мне было сто десять. И что мне взбрело в голову? Все это напоминало игры, которые демонесса Метрия игрывала с мужчинами. Здоровье у меня, спасибо целительному эликсиру, и сейчас превосходное, но как я мог всерьез подумать о романе с этим невинным ребенком?