Августин замолчал. Готовясь сделать то, что почти наверняка вызовет гнев у внимательно наблюдающей за ним оппозиции.
— С завтрашнего дня академии Моравола откроют свои двери абсолютно для всех людей, которые хотят стать чародеями и имеют хотя бы каплю дара. Совершенно для всех. Не важно кто вы и откуда. Будь то чужестранец или коренной Мораволец. Наследник богатого рода или бедняк из трущоб. Герцогство даст шанс стать магом абсолютно всем. С магистрами академий этот вопрос решен и от вас требуется всего две вещи: способность к магии и бесконечная верность Мораволу. Каждый из тех, кто захочет обучиться волшебству за счет архимага, по окончанию обучения должен будет поступить ко мне на службу. Это единственная цена, которую вам придется заплатить. Итак: с завтрашнего дня магия будет доступна каждому! — Призывно подняв руки, громко заявил Августин и, повернувшись к знати за его спиной, с угрозой в голосе добавил. — Только так Моравол может выстоять в постоянно меняющемся мире, и мне плевать нравится это вам или нет.
Над площадью нависла гнетущая тишина. Стоявшие на площади люди понимали, что сейчас наступил один из самых переломных моментов в жизни Моравола: либо сейчас аристократы магического герцогства согласятся со своим господином и потеряют весомую часть своего влияния — ведь магия была одним изнемногих, что делало их на порядок выше других людей, либо, что более вероятно, Августина прямо сейчас разорвут на куски, уничтожив в зародыше еще не начавшиеся реформы.
Это понимали все, включая и Августина, и стоявшую перед ним знать, и граждане Моравола, и даже гости города, которые благоразумно предпочли не шевелиться и присоединиться к всеобщему молчанию. Только пара детей что-то с опаской спросили у своих родителей, но в ответ получили лишь раздраженное «шиканье». Толпа напряженно замерла, ожидая развязки сюжета, а глава города озлобленно оглядывал каждого потенциального бунтаря, рассчитывая сможет ли он отразить их удар.
Казалось, что прошла целая вечность, когда нависшую над площадью тишину разрушили размеренные театральные аплодисменты, привлекая к себе внимание невероятно большого количества народу. Толпа тут же отступила на шаг от одетого в потрепанный балахон человека, оставляя его наедине со своим сопровождающим: нагло усмехающегося старика в черном.
Дождавшись, когда сам хозяин цитадели архимага обратит на него внимание, человек сбросил балахон, открывая всем свой богатый костюм фиолетового цвета, и, держа в руках невзрачный на первый взгляд контейнер, направился к трибуне. Толпа послушно расступилась, осознавая, что преграждает дорогу одному из самых влиятельных людей севера, а самые умные начали спешно покидать площадь архимага.
— Герцог Августин! — Так же театрально, как минуту назад дарил аплодисменты, заговорил он. — Правом, данным мне по праву рождения, Я, истинный наследник Моравола, хозяин Хладной Гавани и глава тайной канцелярии, Тавискарон Тенебрис, обвиняю вас в измене родине, узурпации власти и подготовке раскола общества. И требую ваше немедленное отречение от власти и… смертной казни. У вас есть последнее слово?
— Заткни пасть, щенок, — Августин говорил тихо, но, как и минуту назад каждый стоявший на площади прекрасно слышал его, словно он стоял буквально в метре от них. Архимаг произнес эти слова тоном, который заставил бы содрогнуться любого, но Тавискарон, кажется, даже не заметил этого. Он лишь усмехнулся и направился к трибунам.
Чувствуя, насколько быстро накаляется обстановка, все больше людей предпочитало покинуть квартал архимага, не дожидаясь опасной для жизни развязки. Начни маги бой, и они зальют заклинаниями всю площадь, совершенно не заботясь, что могут задеть случайного человека. Так чародеи поступали всегда, и никто не верил, что это изменилось к сегодняшнему вечеру.
— Щенком ты будешь называть своего ублюдка, дядя, — насмешливо произнес Тавис и прикоснулся к одному из своих колец. Мгновение, и перстни у стоявших позади Августина аристократов засветились красным. Заговорщик отдал приказ приступать к действию.
Чародеи встали и сделали несколько шагов, но тут же замерли, не в силах пошевелиться. Августин удивленно поднял брови и тут же рассмеялся, опознав магические путы, что сдерживали застигнутых врасплох заговорщиков. Не желая выдавать себя заранее наложенной магической защитой, они открылись для ударов и подписали себе приговор, когда лояльный чародей решил использовать на них парализующие заклятия.
— Это проделки Вортигерна? Какого черта он здесь забыл? — Избавившись от магического усиления голоса, пробормотал архимаг, оглядывая толпу перед трибуной в надежде увидеть старого генерала. Однако Августина тут же отвлек от поисков внезапно раздавшийся до боли знакомый голос, который он уже и не надеялся услышать в стенах Моравола:
— Боюсь, лорда-командующего здесь нет, господин Тенебрис, — произнесла Элайна появляясь буквально из ниоткуда подле помоста. В одно мгновение взобравшись к Августину, она взглянула на Тавискарона и едва слышно выругалась, увидев с кем именно пришел хозяин Хладной Гавани.
— Думал, ты уже на полпути к южной границе, — сказал архимаг, опираясь на перила и глядя на Тавискарона, который медленно направлялся к помосту. Люди вокруг него — те из них, кто еще не осознал ситуацию и не поспешил убраться подальше — благоразумно отступали, не желая вставать на пути у одного из Тенебрисов.
Элайна проигнорировала его слова, продолжая внимательно следить за демоном в компании Тависа.
— Твой друг не будет против задержки? Не пойдет искать тебя? Ты знаешь, я не особо люблю, когда кто-то из них появляется посреди моих владений.
Чародейка улыбнулась, вспоминая, что именно послужило этому причиной, и покачала головой.
— Ты не о том заботишься, герцог, — она перевела внимательный взгляд на контейнер в руках Тавискарона и нахмурилась. — Убирайся отсюда! Живо!
Архимаг опешил. Всего на мгновение. Затем он взял в себя в руки и хотел было поставить перешедшую черту чародейку на место, как вдруг буквально почувствовал, почему именно она позволила себе приказывать герцогу и тем более в такой форме.
Он почувствовал чужеродную магию. Настолько темную, что ее боялись использовать не только уважающие себя маги, но и обезумевшие чернокнижники, чьи ритуалы зачастую вредят не только телу, но и душе участвующих в колдовстве людей. Даже они не стали бы использовать тот артефакт, что сейчас вытащил из контейнера Тавискарон Тенебрис.
Его влияние почувствовали даже обычные люди, совершенно не способные к магии. Вот только не отшатнулись, а наоборот встали на шаг ближе к будущему архимагу, подчиняясь неслышимому зову артефакта древних времен. Они не пытались вступить в Тенебрисом в схватку за право обладать посохом, но в глазах каждого — даже в глазах тех людей, что стояли в оцеплении и должны были защищать герцога — можно было прочитать страстное желание вырвать жезл из его рук.
— Августин Тенебрис! — Уже куда более серьезно выкрикнул Тавискарон и указал посохом на архимага. — Я два раза повторять не буду. Сдайся по-хорошему, и я позволю Валерии сбежать из Моравола, а тебе и Венцеславу обещаю легкую смерть.
Губы Августина изогнулись в едва заметной усмешке.
— Ты ничего не перепутал, Тавис? — произнес он, наклоняясь над перилами. — Кажется, это мне стоит обещать тебе легкую смерть.
Его племянник лишь коротко кивнул, принимая ответ Августина за отказ, и повернулся к демону.
— Жрица и остальные на тебе, — произнес он, давая понять, что собирается исполнить свое обещание, и его предложение более не действительно. — Справишься?
— Конечно справлюсь, — демон усмехнулся и помахал Элайне рукой. — Если ты отдашь мне посох.
— Исключено, — отрезал Тавискарон и внимательно посмотрел на Комгалла. — И я не потерплю, чтобы такие твари, как ты, выставляли мне условия.