– Джек Браймблекомб, прости меня! И вы все должны попросить у него прощения. Не выказал ли он уже больше доблести, больше самоотречения и тем самым больше истинной любви, чем кто-либо из нас? Друзья мои, пусть это послужит оправданием его подслушиванию. Он вполне достоин принять участие в нашей беседе.
– Ах, – воскликнул Джек, – примите меня в ваше братство, и вы увидите, что я сумею претерпеть те же страдания, как любой из вас! Вы смеетесь! Не воображаете ли вы, что никто не может взяться за меч, если в его гербе нет дюжины хлебопеков, или что оксфордские школьники умеют обращаться только с пером?
– Давайте испытаем его мужество, – предложил Леджер. – Вот мой меч, Джек. Обнажи свой, Коффин, и сразись с ним.
– Что за чепуха, – пробормотал Коффин.
Но Джек схватился за предложенное ему оружие:
– Дайте мне щит, и я выйду против любого из вас!
– Вот спинка стула! – закричал Карри, и Джек, схватив ее левой рукой, так яростно замахал мечом и так грозно стал вызывать Коффина на бой, что все присутствующие, не желая пролития крови, сочли необходимым превратить дело в шутку. Но Джек и слышать об этом не хотел.
– Нет, если вы допускаете меня в свое братство – то хорошо, но если нет – с одним из вас я буду драться. И это решено.
– Вы видите, джентльмены, мы должны принять его или погибнуть. Придется уступить. Поди сюда, Джек, и клянись. Вы принимаете его?
– Да будет так! – провозгласил Карри. – Но, если он будет принят, это должно быть сделано в торжественной форме и со всеми церемониями, предусмотренными на этот случай. Возьми его в ту комнату, Эмиас, и подготовь его к посвящению.
– Как так? – в недоумении спросил Эмиас. Но, поняв по подмигиванию Билла, что «посвящение» было формулой для задуманной шутки, он вывел жертву вновь за дверь и прождал пять минут, пока голос Фрэнка не предложил ему ввести «посвящаемого».
– Джек Браймблекомб, – заговорил Фрэнк замогильным голосом, – как ученый и бакалавр Оксфорда, вы не можете не знать о той страшной жертве, которой Катилина[47] потребовал от своих товарищей-заговорщиков для того, чтобы, с одной стороны, в готовности совершить деяние получить доказательство их искренности, а с другой, при помощи страха, сковать их души оковами твердыми, как алмаз. Поэтому, о, Джек, мы также решили, следуя этому древнему и классическому примеру, наполнить, как сделал он, кубок нашей собственной живой кровью и провозгласить тост друг за друга, принеся клятву, от которой дрогнут звезды и покраснеет серебряный лик луны. Лишь вашей крови не хватает, чтобы наполнить кубок до краев. Сядьте, Джек Браймблекомб, и протяните руку.
– Но, мистер Фрэнк!.. – начал Джек, который был суеверен, как старая баба, и под влиянием жуткой речи уже обливался холодным потом.
– Никаких «но»! Или скройся, малодушный, но не через дверь, как человек, а через трубу, как летучая мышь.
– Но, мистер Фрэнк!..
– Твоя жизненная мечта или труба! Выбирай! – прорычал Карри ему в самое ухо.
– Хорошо, – сказал Джек, – но это ужасно жестоко! Почему из-за того, что вы не можете сохранить верность без этой варварской клятвы, я тоже должен принести ее – я, который три года хранил верность без всякой клятвы?
При этом патетическом возгласе Фрэнк почти смешался, но Эмиас и Карри сунули жертву в кресло, и все было приготовлено к священнодействию.
– Завяжите ему глаза, как полагается по классическим образцам, – предложил Билл.
– О нет, дорогой Карри, я обещаю закрыть их достаточно крепко. Но не кинжалом, дорогой Карри, – не кинжалом. Я не вынесу потери крови, хоть выгляжу крепким! Наверное, хватит булавки, в моем рукаве где-то воткнута одна. Ох!
– Взгляните на источник благородного сока! Лейся, прекрасный ручей! Как он истекает кровью! Пинта, кварта![48] Ах, это доказывает его страстность!
– Кровь истинных влюбленных всегда находится в кончиках пальцев.
– Эй, Джек! Что значит потерять лишний галлон ради нее?
– Берите мою жизнь, если хотите, но, ах, джентльмены, позовите хирурга из любви ко мне! Я умираю, я лишаюсь чувств!
– Тогда пей скорее, пей и клянись! Поддержите его сзади, Карри. Смелее, брат! Все будет кончено в одну минуту. Ну, Фрэнк!
Фрэнк быстро прочел латинское четверостишие.
Джек, убежденный, что находится при последнем издыхании, с жадностью опрокинул себе в глотку ровно три четверти кубка, который Карри поднес к его губам.
– Ух! Ах! Пуф! Благодарю вас. По вкусу это очень похоже на вино!
– Доказательство, мой добродетельный брат, – заговорил Фрэнк, – твоего воздержания. Ступай с миром – ты победил!
47
Люций Сергий Катилина (около 109—61 до н. э.) – глава римского аристократического заговора.
48
Пинта – мера емкости в полкварты, 0,568 л; кварта – четверть галлона, 1,137 л; галлон – 4,546 л.