– Прошу прощения, сэр, – ответил великан. Он стоял перед огнем, и капли дождя испарялись с его кирасы. – Я обучался в школе, где умение сделать дело уважалось больше, чем тонкие речи.
– Какую бы вы школу ни прошли, сэр, – сказал Винтер, раздраженный намеком на Дрейка, – по-видимому, в ней вас не научили подчиняться распоряжениям. Почему вы не явились, когда протрубили сбор?
– Потому что очень холодно, – ответил Эмиас. – Во-первых, я его не слышал, а затем в моей школе меня учили, если я за что-нибудь взялся – не возвращаться обратно с пустыми руками.
Это было сказано метко, и Винтер вскочил с проклятием.
– Вы хотите оскорбить меня, сэр?
– Очень сожалею, сэр, что вы приняли похвалу сэру Фрэнсису Дрейку за оскорбление вам. Я притащил сюда этого джентльмена, так как полагал, что он сможет сообщить нам полезные сведения. Если он умрет – потеря будет ваша.
– Помоги же мне, – вмешался Карри, желая создать настроение в пользу Эмиаса, – и мы вынесем его отсюда.
В то же время Рэли встал, взял Винтера за руку и, отойдя с ним в сторону, начал серьезно говорить о чем-то.
– Какого черта, Лэй, вы ссоритесь с Винтером? – спросили двое или трое.
– Послушайте, почтенные папаши и дорогие дети, обсуждайте как вам угодно дела испанцев и дайте нам с адмиралом устраиваться по-своему.
Все нашли необходимым замять историю. Капитан Рэли, вернувшись, заявил:
– Хотя адмирал Винтер, без сомнения, отнесся слишком подозрительно к некоторым словам мистера Лэя, все же я не сомневаюсь, что мистер Лэй не хотел сказать ничего несовместимого с положением солдата и джентльмена и недостойного их обоих, его и адмирала.
Против этого предположения Эмиас не счел возможным спорить, после чего Рэли пошел обратно и сообщил Винтеру, что «Лэй охотно готов взять свои слова назад и очень огорчен, если он, Винтер, усмотрел в них что-либо оскорбительное» и так далее.
Тогда Винтер вернулся, и Эмиас довольно искренно сказал ему:
– Адмирал Винтер, я надеюсь, вы понимаете – то, что сейчас произошло, никоим образом не помешает вам найти во мне полную готовность выполнять все ваши приказания, чего бы они ни касались, поддерживать ваш авторитет среди солдат и защищать вашу честь от врагов, даже ценой собственной жизни. Мне было бы стыдно, если бы личная ссора могла как-нибудь повредить государственным интересам.
Эта речь стоила Эмиасу большого напряжения, и поэтому он, чтобы избежать нового недоразумения, старался говорить, насколько мог, в стиле Ричарда Гренвайля. Разумеется, Винтер ничего не мог ему ответить, несмотря на ясный намек на личную ссору, кроме того, что постарается выказать себя достойным командиром такого доблестного и надежного солдата.
После этого все обратили свое внимание на пленника, который благодаря Биллу Карри уже сидел, сильно нуждаясь в перевязке, и смущенно и страдальчески оглядывался вокруг.
– Отнесите этого джентльмена ко мне в палатку, – сказал Винтер, – пусть хирург осмотрит его. Мистер Лэй, кто он?
– Испанец он или итальянец, я не знаю, но, кажется, он важное среди них лицо. Я думаю – он капитан роты. Мы с ним вначале обменялись двумя или тремя ударами, а потом потеряли друг друга из вида. Затем я нашел его среди песков, когда он старался собрать своих людей и сыпал проклятиями, как из рога изобилия. Но его люди разбежались, и я притащил его сюда.
– Но как? – спросил Рэли.
– Как? Я приказал ему сдаться – он не захотел. Тогда я приказал ему бежать, и он тоже не захотел. Было слишком темно, чтобы стрелять; я взял его за уши, вышиб из него дух, ну и притащил его сюда.
– Вышиб из него дух! – воскликнул Карри среди общего хохота. – Знаешь ли ты, что ты почти сломал ему шею? Его забрало было все в крови.
– Тогда он должен был бежать или сдаться, – заявил Эмиас и поднялся, чтобы улизнуть: сначала он поискал, нет ли где-нибудь эля, а потом забрался спать в сухую нору, которую вырыл для себя в песчаной насыпи.
На следующее утро, когда Эмиас поглощал свой скудный завтрак из сухарей (провизия быстро исчезала в лагере), к нему подошел Рэли.
– Что, за едой? Это больше, чем я успел сегодня.
– В таком случае садитесь и ешьте.
– Нет, юноша, я не за милостыней пришел. Видели ли вы вашего пленника?
– Нет, и не увижу, пока он в палатке Винтера.
– Почему? Что вы имеете против адмирала? Не можете ли вы предоставить Фрэнсису Дрейку самому защищать свои интересы и не соваться в его дела?
– Вот это хорошо! А если ссора затронула не только меня, но и каждого человека на корабле? Когда Винтер бросил Дрейка[51], он бросил нас всех. Разве не так?
51
История в действительности такова: 13 декабря 1577 г. Дрейк вышел из Плимута с экспедицией в составе пяти кораблей, вооруженных 54 пушками, и со 150 членами команды, не считая двух-трех десятков авантюристов-дворян. 20 августа 1578 г. эскадра, бросившая по пути два меньших корабля, вступила в Магелланов пролив. Здесь меньший из трех оставшихся кораблей потерпел крушение, так что остались лишь «Золотая Лань» (100 тонн, 16 пушек) и «Елизавета» (30 тонн, 16 пушек). Командующий последней Джон Винтер испугался трудности дальнейшего пути и вернулся в Англию, где объявил, что Дрейк умер.