– Тем лучше.
И Эмиас начал рассказывать Карри все, что он узнал от дона Гузмана, а Иео к каждому слову добавлял какой-нибудь слух или сведение из собственного запаса. Карри сидел подавленный величественной фантасмагорией, развертывающейся перед его ослепленным взором.
– Так вот почему ты хотел сжечь корабль! Итак, вы хотите подражать Кортесу?
– Нам никогда не придется подражать Кортесу, потому что мы никогда не станем управлять с помощью такой зверской, дьявольской тирании, как делал он.
На этом беседа прервалась. Но никто из участвующих не забыл ее.
В этом гористом уголке странники провели дней десять. Из больных некоторые умерли – одни от лихорадки, прибавившейся к их ранам, другие, может быть, от слишком рьяных кровопусканий доктора; остальные медленно выздоравливали благодаря различным травам, которые давал им Иео.
Провизия все время имелась в изобилии; ее ежедневно приносили с корабля, не считая енотов, обезьян и других маленьких животных, которых умели ловить Иео и пеликанцы, фруктов и овощей (в особенности чудесной горной капусты, бразильской пальмы и свежего молока коровьего дерева).
И весь день на огромном дереве сидел караульный. Что это было за дерево! Самый величественный английский дуб показался бы рядом с ним чахлым деревцом, Эмиас, укрывшись в ветвях этого дерева, чувствовал по временам, что он был бы рад остаться здесь навсегда, насыщая зрение и слух окружающим великолепием; затем со вздохом просыпался от грез, вспоминая, что через несколько дней придет противник и принудит их принять решение, от которого без всякого стыда в испуге отшатнется самый храбрый человек.
И вот однажды Эмиас увидел, как с запада появился большой корабль с распущенными парусами. И в этом корабле Эмиас узнал то самое судно, которое он недавно пропустил.
Если это он, значит, он ночью прошел мимо них в Ла-Гвайру и теперь возвращается, может быть, для того, чтобы искать их на этом берегу.
Корабль медленно приближался, и Эмиас понадеялся, что, может быть, он минует устье реки. Но нет, корабль остановился очень близко от берега, и спустя немного времени Эмиас увидел, как две лодки отделились от борта и исчезли в манговой заросли.
Соскользнув по лиане, Эмиас рассказал, что видел. Команда, уставшая от безделья, оживленно встретила новость и стала приготовлять все необходимое для приема гостей. Четыре медных орудия, которые они втащили наверх, были поставлены на лафет, устроенный из бревен, и направлены на тропинку; за ними толпились мушкетеры и лучники с оружием наготове, а полдюжины стрелков предпочли забраться со своими аркебузами на вирджинский тополь, найдя, что с этого места очень удобно целиться. Но прошло два томительных часа, об испанцах не было ни слуху ни духу.
Наконец столб белого дыма взвился над болотом, и послышался пушечный выстрел. Затем испанский флаг поднялся над деревьями и укрепился на самой высокой мачте «Рози». Испанцы сигнализировали своему кораблю прислать еще солдат, и скоро третья лодка отошла и исчезла в лесу.
Прошел еще час, в течение которого англичане окончательно потеряли терпение, но не мужество. Матросы начали так громко разговаривать и так сердито топать ногами, что Эмиас должен был убеждать их не выдавать себя, так как в конце концов противник мог и не найти их. Наконец Эмиас потребовал, чтоб они соблюдали полную тишину, пока он не подаст знака открыть огонь. Едва это приказание слетело с его уст, как внизу, на тропинке, блеснул шлем испанского солдата, затем второй, третий.
– Дурачье, – шепнул Эмиас Карри, – они идут гуськом прямо на смерть. Лежите смирно, ребята!
Тропинка была так узка, что два человека вряд ли могли бы идти рядом, и так крута, что противник с большим трудом карабкался наверх, поминутно спотыкаясь. Солдаты, казалось, шли очень неохотно и неоднократно поворачивали назад; но Эмиас мог слышать снизу повелительный голос, и скоро впереди с мечом в руках появилась фигура, при виде которой и Эмиас и Карри вскочили.
– Это он!
– Конечно, я узнаю эти ноги среди тысяч, хотя они в доспехах.
– Сегодня моя очередь иметь с ним дело, помни, Карри! Тише, тише, ребята!
Испанцы, казалось, чувствовали, что идут прямо в пасть врагу. Дону Гузману (так как нельзя было сомневаться в том, что это был он) стоило больших усилий заставить их двигаться.
– Молодцы слышали, как ласково мы обошлись с защитниками Ла-Гвайры, – прошептал Карри, – и не имеют ни малейшего желания разыгрывать роль мучеников.
Наконец испанцы одолели крутой склон и остановились приблизительно в сорока шагах от укрепления, смущенные полнейшей тишиной и подозревая ловушку. Эмиас вышел вперед с белым флагом в руках, но его сердце так страшно билось, что он с трудом подбирал слова: