– Но нас накроют.
– Я выскочу из окна с шкатулкой и поплыву к берегу. Они никогда не заподозрят вас и подумают, что я утонула.
– Тебя может схватить акула, Тита. Лучше отдай мне шкатулку.
Тита улыбнулась:
– Вы не хотите потерять ее и мало беспокоитесь о том, что потеряете меня. И все же вы говорили мне, что любите меня.
– И я люблю тебя, Тита! Я женюсь на тебе! Клянусь! Я готов поклясться на распятии, если хочешь!
– Тогда клянитесь, или я не дам вам шкатулки, – сказала Тита, вытаскивая маленькое распятие, висевшее у нее на шее, и пожирая испанца глазами, полными любви.
Дрожащий и бледный, он поклялся.
– Дайте мне ваш кинжал.
– Нет! Его могут найти. Меня заподозрят. Что, если увидят, что мои ножны пусты?
– Тогда ваш нож. Его горло достаточно нежно. – Она неслышно, как кошка, скользнула к койке, а ее трусливый сообщник дрожа стоял на другом конце каюты, повернувшись к ней спиной и закрыв глаза, чтобы не видеть, что она делает.
Внезапно чья-то тяжелая рука схватила его за горло. Что это – епископ или его дух? И, позабыв все, кроме дикого страха, интендант открыл рот для крика, но в ту же минуту ему в рот был засунут платок, а в следующую он лежал на столе, связанный по рукам и ногам. Каюта была полна вооруженных людей.
Двое из них вязали епископа, двое других держали Титу.
– Теперь, Билл, – прошептал схвативший интенданта, – наверх и изо всех сил кричи «Пожар!». Девушка-убийца! Ваша жизнь в моих руках. Покажите мне, где спит командир, и я прощу вас.
Тита взглянула на громадную фигуру говорившего и молча повиновалась. Интендант видел, как она вошла в каюту полковника, затем послышалась короткая борьба, и на мгновение воцарилась тишина. Но только на мгновение, потому что уже был дан сигнал к тревоге и поднялась дикая суматоха.
Эмиас (это был он) уже овладел кормой. Часовые были связаны и лежали с кляпом во рту; полуголых матросов, которые в одних рубахах, дрожа, вылезали на палубу через решетчатый люк с возгласами: «Пожар! Крушение! Измена!», хватали и сбрасывали вниз.
– Спустите эту лодку! – крикнул Эмиас по-испански двум или трем испанцам, которым все же удалось выбраться на палубу.
Безоружные, раздетые люди не посмели ослушаться.
– Теперь прыгайте в нее и ловите других.
Каждого вновь появляющегося хватали в охапку и бросали за борт, в лодку.
– Теперь режьте канат и плывите, куда хотите, но если вы сделаете попытку вернуться на корабль – мы вас потопим.
– Пожар, пожар! – продолжал кричать Карри. – Все наверх, если жизнь вам дорога!
Хитрость вполне удалась. Не прошло получаса, как все лодки, битком набитые испанцами в одних рубашках, летели к берегу со всей быстротой, на какую только были способны.
– Поставь грот и фок-зейль[93], Билл! – сказал Эмиас. – Обрежь канат. Когда двинемся, мы начнем щипать перья с убитой дичи.
– Из тебя вышел бы недурной сокольничий! Надеюсь, потроха этого большого боевого петуха придутся нам по вкусу!
– Уверен в этом, – сказал Джек Браймблекомб, – недаром он так низко сидит.
– Главным образом благодаря твоей тяжести, Джек! Кстати, где командир?
Увы! Забытый в суматохе, связанный дон Педро беспомощно лежал на палубе в одной рубашке. Он уже истощил весь свой запас обращений к невидимому миру. В ту самую минуту, как Эмиас произносил последние слова, мимо его уха просвистели две пули, выпущенные откуда-то снизу. Из окон кормы, выходящей на верхнюю палубу, был открыт меткий огонь. Эмиас не хотел напрасно рисковать жизнью, зная, что количество оставшихся на корабле испанцев все еще может превышать количество нападавших, и отступил на корму вместе со своими матросами. Начался горячий бой между двумя отрядами воинов, которые легко могли отличить своих от чужих по особенностям одеяния. Испанцы дрались в одних рубашках, англичане были одеты во что угодно, но среди них не было ни одного в рубашке. Испанцы бились как бешеные, но, несмотря на численное превосходство, постепенно отступали.
– Сдавайтесь, сеньор! – крикнул Эмиас освобожденному командиру, который дрался бок о бок с капитаном корабля.
– Никогда! Вы оскорбили меня. Моя иль ваша кровь должна пролиться!
И командир бросился на Эмиаса. Несколько мгновений оба проявляли свое фехтовальное искусство, а затем Эмиас нанес противнику удар по голове, но в ту же минуту, как он поднял руку, клинок испанца скользнул по его ребрам и застрял в плечевой кости; на один дюйм левее – и он пронзил бы сердце нашего друга. Тем не менее последовал ответный удар, и командир упал, оглушенный плоской стороной меча, но не пораженный насмерть, так как рука Эмиаса дрогнула. Капитан корабля, увидев, что Эмиас пошатнулся, прыгнул на него и, схватив его руку, прежде чем он успел снова поднять меч, приготовился проткнуть Эмиаса насквозь. Эмиас, в свою очередь, попытался поймать руку капитана, но из-за слабости и темноты это ему не удалось. Еще мгновенье, и все было бы кончено.
93
Грот – большой прямой парус на нижней рее грот-мачты; фок-зейль – нижний парус на фок-мачте; марсель – парус, второй снизу, подымаемый у марса, т. е. у первого колена мачты (называется в зависимости от того, какой марсель подразумевается на фок-мачте, грот-мачте или бизани – формарселем, гротмарселем или крюйселем).