Она подняла свои скованные руки, чтобы закрыть лицо, и при этом движении на костлявой руке обнаружился ряд ужасных шрамов.
– Посмотрите сюда, господа! – указывая на них, сказал Иео с жестокой улыбкой. – Это работа папистских палачей. Я хорошо знаю, что означают эти знаки.
И он показал подобные же шрамы на своей собственной руке.
Командир отшатнулся с таким же ужасом, как англичане.
– Как очутилась эта несчастная на борту моего корабля? Епископ, так это пленник, которого вы прислали?
Епископ, который понемногу пришел в себя, посмотрел на нее, а затем быстро отодвинул свой стул, перекрестился и почти завопил:
– Проклятье, проклятье! Кто привел ее сюда? Уберите ее, не смотрите на нее. Она сглазит вас, околдует! – И он начал бормотать молитвы.
Эмиас схватил его за плечи и поставил на ноги.
– Свинья! Кто это? Очнись, трус, и скажи мне, или я разрежу тебя на куски!
Но, прежде чем епископ успел ответить, женщина испустила дикий крик, и, указывая на более высокого из двух монахов, спряталась за Иео.
– Он здесь! – кричала она на ломаном испанском языке. – Возьмите меня отсюда! Я вам больше ничего не скажу. Я вам сказала все и еще много неправды. О, зачем он опять пришел? Ведь они сказали, что больше не будут меня мучить.
Монах побледнел, но, как загнанный дикий зверь, обвел все собрание злым взглядом, а затем, в упор смотря на женщину, так сурово приказал ей замолчать, что она, как побитая собака, опустилась на пол.
– Молчи, пес! – вскричал Билл Карри, которому кровь бросилась в голову, и подкрепил свои слова ударом, поневоле заставившим монаха замолчать.
– Не пугайтесь, добрая женщина, и говорите по-английски. Мы все здесь англичане. Расскажите нам, что они с вами сделали.
– Новая ловушка! Новая ловушка! – закричала она с сильным девонширским акцентом. – Вы не англичане. Вы опять хотите заставить меня лгать, а потом начнете мучить. О, я несчастная! – закричала она, разражаясь слезами. – Кому мне довериться?
Эмиас стоял молча, полный жалости и ужаса. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что он скоро услышит новости, о которых он боялся спросить. Но Джек сказал:
– Не бойтесь, душа моя, не бойтесь. Бог защитит вас, если вы только будете говорить правду. Мы все англичане и все из Девона, откуда и вы, кажется, судя по вашей речи. Корабль этот наш, и сам папа не посмеет до нас дотронуться.
– Из Девона! – колеблясь, повторила она. – Из Девона. Откуда же?
– Из Байдфорда. Это мистер Билл Карри из Кловелли. Если вы – девонская жительница, вы, наверное, слыхали о Карри.
Женщина сделала скачок вперед и бросилась Биллу на шею.
– О, мистер Карри! Жизнь моя! Мистер Карри! Так это вы? Ох, душенька! Но вы таки почернели, а я совсем ослепла от горя. Ох, кто только послал вас сюда, мой дорогой мистер Билл, чтобы вытащить меня, несчастную, из ада?!
– Кто же вы?
– Люси Пассимор, «белая колдунья» из Вилькомба. Разве вы не помните Люси Пассимор, которая сводила вам бородавки, когда вы были мальчиком?
– Люси Пассимор! – почти завопили все три друга. – Та, которая уехала с…
– Да! Та, которая…
– Где донна Рози Солтерн? – вскрикнули Билл и Джек.
– Где мой брат Фрэнк? – воскликнул Эмиас.
– Умерли, умерли, умерли!
– Я знаю это, – сказал Эмиас, садясь опять.
– Как она умерла?
– Инквизиция… он!.. – указала Люси на монаха. – Спросите его. Он приговорил ее к смерти. И спросите его! – указала она на епископа. – Он сидел и смотрел, как она умирала.
– Женщина, вам снится сон! – сказал епископ, вставая с перепуганным видом и отходя как можно дальше от Эмиаса.
– Как умер мой брат? – спросил Эмиас все еще спокойно.
– Кто вы, сэр?
Луч надежды сверкнул перед Эмиасом. Она не ответила на его вопрос.
– Я – Эмиас Лэй из Бэруффа. Знаете ли вы что-нибудь о моем брате, Фрэнке, который был взят в плен в Ла-Гвайре?
– Мистер Эмиас! Как это я не узнала вас по росту! Ваш брат умер…
– Но как? – настаивал Эмиас.
– Сожжен вместе с ней, сэр!
– Правда это? – обернувшись к епископу, спросил Эмиас совершенно спокойным голосом.
– Я… его… – заикаясь и задыхаясь, торопливо оправдывался епископ. – Я ничего не мог сделать по своему положению епископа. Я был принужден быть невольным свидетелем… Я – слуга церкви, сеньории и не мог вмешаться в это, как ни в какие дела инквизиционного суда. Я не принадлежу к нему – спросите его, сеньор! Что вы собираетесь сделать?.. – закричал он, когда Эмиас положил ему на плечо свою тяжелую руку и повлек его к двери.