Ксавье де Монтепен
Искатель приключений. Книга 2
Часть четвертая. ПЕРВЫЙ БРАК
I. Старые знакомые
Где происходили происшествия, которые мы представим глазам наших читателей? Достаточно будет сказать, что это было в южной провинции Франции, через два года после событий, завершающих последнюю главу предыдущей части.
Было около десяти часов вечера. Та самая повозка, которую мы уже знаем, с труппой акробатов медленно ехала по гористой, неровной дороге. На кляче, запряженной в эту повозку, были только кожа да кости; казалось, она вот-вот готова была испустить последний вздох. Напрасно возница хлестал несчастную лошадь, напрасно ругался. Повозка еле двигалась, и путешественники едва ли делали в час четверть лье. Наконец повозка достигла вершины большой горы. Оттуда виднелись огни в деревне. Лошадь, без сомнения, поняла, что ее там ожидают ужин и ночлег, и сама прибавила шагу, чего нельзя было ожидать от ее исхудалых мослов.
Через четверть часа повозка остановилась перед гостиницей плохой наружности. Из повозки вышли трое; первым — тот худощавый мужчина, которого звали Эшине; потом толстая женщина, называвшаяся Рогомм, наконец, худенькая и бледненькая девочка, которую мы представили читателю под именем Венеры.
Большая перемена произошла в наружности этих трех особ. Необыкновенная худоба Эшине приняла такие размеры, что его огромное тело сделалось будто прозрачным. Напротив, толщина Рогомм перешла в настоящую тушу. Румяные щеки приняли темно-фиолетовый оттенок, а раздутое лицо этой чудовищной женщины дышало пороком и преступлением еще более, чем два года назад. Прелестное личико бедной Венеры, побледневшее от лишений и дурного обращения, выражало страдание и отчаяние.
— Эй! Хозяин! — закричал Эшине хриплым голосом.
Хозяин прибежал.
— Ужинать! — вскричал акробат. — Мы умираем с голода.
Что у вас есть? — Ветчина и яйца.
— Ну нам и не нужно ничего другого… Разумеется, к этому необходимы вино и коньяк…
— Стало быть, вам надо сделать яичницу с ветчиной?
— Да, яичницу из сорока восьми яиц.
Хозяин бросил странный взгляд на трех путешественников, Вероятно, их экипаж и наружность внушили ему какие-то опасения, потому что он сказал:
— Я имею привычку получать вперед.
— Вот как? Странная привычка.
— Да.
— Так вот как вы обращаетесь с людьми, приезжающими к зам в экипаже. Прекрасно!
— Уж так я привык; а те, которые недовольны, могут отправляться в другое место.
— Вы заслуживали бы этого… Но так как я уже здесь, то остаюсь и не хочу спорить с вами…
— Стало быть, вы заплатите?
— Вот шесть ливров в задаток.
Хозяин взял серебряный экю, повертел его в руках, чтобы удостовериться, настоящий ли в нем вес, и, довольный осмотром, сказал:
— Хорошо. Я приготовлю еду… Эй! Марготон, — закричал он, обернувшись к кухне, — отведи на конюшню лошадь этого господина…
— Да хорошенько позаботься о ней, — заметил Эшине серьезным тоном, — эта лошадь дорогая.
Через пять минут Эшине, Рогомм и Венера сидели за столом в зале трактира. Яркий огонь трещал в высоком и широком камине. На скатерти сомнительной белизны стояли три выщербленные тарелки, три невыполосканных стакана, бутылка с гасконским вином, небольшая кружка с водкой и лежали три железные вилки и огромная краюха черного хлеба.
— Вот ваша яичница, — сказал хозяин, подавая блюдо на стол.
Путешественники тотчас же принялись уписывать еду, и несколько минут слышался только звук вилок и челюстей. Менее чем через десять минут яичница исчезла и бутылка была опорожнена. Эшине и Рогомм готовились приняться за водку, как вдруг новое лицо появилось в зале.
Это был человек подозрительной наружности и на редкость безобразный. Глубокие шрамы прорезали его лицо. Одного глаза совсем не было; другой, бледно-серый, имел подлое и зловещее выражение. Одежда этого человека состояла из грязных лохмотьев.
При виде незнакомца Венера не могла удержаться от вскрика ужаса, что принесло ей один удар ногой от Эшине и другой от Рогомм. Вошедший обвел залу своим единственным глазом и, приметив Эшине, немедленно сел возле него. Акробат принял его гримасой, походившей на улыбку, и дружеским пожатием руки, Рогомм сделала то же.
— Не хочешь ли стаканчик водки? — спросил Эшине.
— Разве можно отказать?
С этими словами незнакомец осушил полный до краев стакан, который подал ему акробат, и потом сказал:
— Я ждал вас целый час на дороге; я уже думал, что вы не приедете сегодня…
— Лошадь виновата, — заметила Рогомм.
— Впрочем, нет никакой беды, если б вы приехали и позже…
— Как можно не сдержать слова, данного другу! — закричал Эшине. — Никогда!
Потом, наклонившись к кривому, он спросил его шепотом:
— Все по-прежнему?
— Еще бы! — отвечал кривой тем же тоном.
Акробат потер руки с веселым видом, потом прибавил:
— Когда же?
— Завтра вечером.
— Без отлагательства?
— Да… Все как условленно…
Кривой хотел продолжать, но взглянул на Венеру и остановился.
— Ну? — спросил Эшине.
II. Преступления
Кривой выразительно указал на нее и спросил:
— А девочка?
— О! — отвечал акробат, — ее нечего опасаться; при ней можно говорить свободно; она дремлет и притом ничего не понимает… Отведи ее спать, — прибавил он, обращаясь к Рогомм.
Толстая женщина велела трактирщику отвести себе спальную и ушла с девочкой. Через пять минут она вернулась.
— Ребенок спит, — сказала она, — будем говорить…
На другое утро Эшине сделал необычные приготовления.
Он продал за пятьдесят пять ливров свою чахлую клячу, вместе с упряжью и повозкой, и купил за двести ливров двух лошадей небольших, но молодых и сильных. Из всей своей поклажи Эшине и Рогомм оставили только холщовый мешок и, кроме того, гитару, на которой за эти годы они бранью и побоями выучили Венеру играть несколько песен.
К шести часам вечера лошади были взнузданы. Рогомм села на одну и поставила перед собой холстинный мешок с бельем и одеждой. Позади себя посадила она Венеру. На девочке была надета через плечо гитара. Эшине сел на другую лошадь, и все трое выехали из деревни, где провели ночь и часть дня.
Ехали они около двух часов. Как только стемнело, Эшине повернул свою лошадь, сделал Рогомм знак сделать то же самое, и оба воротились назад по той самой дороге, которую проехали. Только вместо того, чтоб ехать по большой дороге, как ехали до сих пор, они проехали по полю, вдоль забора. Скоро во мраке заблистали огни деревни, из которой они выехали два часа тому назад. Эшине повернул налево и пустил лошадь в галоп. Рогомм сделала то же. Через несколько минут они въехали в лес. Венера, убаюканная ровным шагом лошади, мало-помалу заснула.
Вдруг лошади остановились. Акробаты находились посреди чащи, на ружейный выстрел от границы леса. Эшине сошел с лошади. Рогомм тоже. Потом она сняла Венеру. Девочка, вдруг пробудившись от сладкого сна, протерла глаза, чтобы удостовериться, не во сне ли она видит это.
Внезапный крик заставил ее вздрогнуть. Эшине сорвал с дерева, под которым остановился, листок, согнул его особенным образом, приложил ко рту и три раза прокричал по-совиному. С минуту было тихо. Но скоро подобный же крик три раза ответил на этот сигнал. Через несколько секунд в чаще захрустели сухие листья, осторожно раздвинулись ветви и кто-то подошел к акробатам.
— Кто идет? — спросил Эшине шепотом.
— Друг.
Венере показалось, что она узнала этот голос. В тени обрисовалась фигура вчерашнего кривого.
— Кум, — сказал он, — все идет хорошо. Ночь мрачная. Сорока в гнезде. Пойдем!
— Пойдем! — повторил Эшине. — Стереги лошадей, — прибавил он, обращаясь к своей толстой подруге. — А ты, малютка, ступай за нами, или я поколочу тебя…
И Эшине взял Венеру за руку. Девочка задрожала. Эшине продолжал:
— С тобой гитара?
— Вот она, — отвечала бедная девочка.
Эшине потащил ее. Они вышла из леса и несколько минут шли по лугам, влажным от вечерней росы. Через десять минут кривой сказал: