XX. Гостиница «Царь Соломон»
Между тем, как дорожная карета Рауля быстро катилась по полям Буживаля, Рюэля и Нёльи, Жанна, прелестная и очаровательная еще более прежнего в своем траурном костюме, наслаждалась с неизъяснимым счастьем сладостной беседой наедине с Раулем.
Рауль держал в своих руках крошечную и белую ручку своей невесты и устремлял на нее долгие и нежные взгляды. Между молодыми людьми были минуты молчания, исполненные выразительного красноречия. Кавалер наконец прервал это молчание и, обратившись к своей спутнице, которая смотрела на него с безмолвным обожанием, прошептал:
– Скажите мне, моя милая царица, суеверны ли вы?
Заметим мимоходом, что Рауль часто называл Жанну «моя царица» по причине удивительного сходства ее с царицей Савской.
– Не думаю, – отвечала Жанна. – Однако, друг мой, объяснитесь яснее, и я буду вам отвечать более положительным образом.
– Верите ли вы прорицаниям и предчувствиям?
– Нет.
– Напрасно, – прошептал кавалер.
– А вы разве верите, друг мой?..
– Твердо верю, но моя вера совсем не похожа на верование толпы…
– В чем же?
– В том, что моя радость и надежды происходят из того, что обычно приводит в отчаяние и пугает слабых…
– Я вас не понимаю.
– Я объяснюсь яснее. Мое убеждение состоит в том, что в свете почти всегда хорошее сменяет дурное, счастье является вслед за отчаянием. Я улыбаюсь пагубным предзнаменованиям, и чем прошлое мрачнее, тем более я верю в будущее.
– Страшное убеждение! – перебила молодая девушка.
– Оно основывается на опыте, – продолжал Рауль, – и, притом на моем собственном опыте… Хотите, я докажу вам это на нашем с вами примере, о, моя возлюбленная царица! До какой степени основательно мое убеждение?..
– Докажите, если хотите… Или, скорее, если сможете, – прибавила Жанна с улыбкой.
– Послушайте же…
– Нужно ли мне уверять вас, что я слушаю с глубочайшим вниманием?
– Помните ли вы, каким образом я попал к вам?
– Еще бы!
– Ночь была темная… Ревел ураган… Волны Сены потопили моего несчастного кучера в ту минуту, когда меня вытащили, почти умирающего, из обломков кареты.
– К несчастью, все это справедливо!..
– Если я не ошибаюсь, это были печальные предзнаменования!.. Наша любовь рождалась под покровительством смерти и гибели.
– Рауль, вы меня пугаете! – вскричала Жанна, сердце которой начинало сжиматься.
– Напротив, я хочу успокоить вас, – отвечал Рауль. – Под влиянием лихорадочного бреда увидел я в первый раз ваш образ… Смерть парила над головой моей в ту минуту, когда ваши черты запечатлевались навсегда в моем сердце! Смерть была под вашей кровлей, когда тайна моей любви сорвалась с губ моих, и De profundis еще звучал вокруг гроба вашей матери, когда я сказал вам, что люблю вас…
– Рауль!.. Рауль!.. Я боюсь!.. – снова повторила молодая девушка: – О! Зачем вы напоминаете мне все это?..
– Для того, чтобы вы верили, моя возлюбленная, как и сам я верю, что лучезарное светило нашего счастья засияет тем большим блеском, чем бледнее взошло оно. посреди надмогильного тумана!..
– Я разделяю ваши надежды, друг мой, но мне тяжело от ваших слов…
– Отчего?..
– Я была счастлива, узнав, что вы меня любите, и чувствуя, что я тоже люблю вас… Я никогда не думала об этом роковом начале, из которого произошла наша любовь, и хотела бы никогда не думать о том!..
– Дитя! – перебил Рауль тоном снисходительного и любящего сострадания. – Имейте более мужества!.. Поставьте вашу душу наравне с моею, разделите со мной веру, которая не обманывала меня никогда!..
– Постараюсь… – прошептала девушка.
Но софизмы Рауля обвили ее словно ледяным покровом; сердце ее сжалось и непонятная тоска показывала будущее в каком-то мрачном тумане. Всю дорогу Жанна напрасно старалась победить это впечатление.
Наконец карета остановилась у парижской заставы. Жак подошел к дверце.
– Куда прикажете ехать? – спросил он.
– На улицу Шерш-Миди, в гостиницу «Царь Соломон», – отвечал Рауль. – Не правда ли, какое странное совпадение, милая Жанна? – прибавил он с улыбкой, когда карета опять покатилась. – Первый дом, в котором остановится в Париже царица Савская, это гостиница «Царь Соломон»!..
– В самом деле, странно, – отвечала молодая девушка.
– Скажите мне, – продолжал Рауль, – точно ли вы уверены, что главное действующее лицо в картине на обоях не было портретом одной из ваших прабабушек?.. Это могло бы объяснить ваше удивительное сходство…
– Я уверена в обратном, – отвечала Жанна. – Потому что Маленький Замок, со всем принадлежащим ему, достался в наследство моему отцу, а я похожа лицом на мою бедную мать.
– Если так, то это просто случай, но случай – великий властелин, и я удивляюсь огромному таланту неизвестного художника, который умел воспроизвести такое небесное личико, как ваше!..
Жанна улыбнулась на этот комплимент, но не ответила на него. Мы уже знаем, что она была печальна и озабочена.
Карета снова остановилась, и на этот раз на улице Шерш-Миди, у гостиницы, названной Раулем.
Это был старый дом, весьма невзрачной наружности; узкий и почерневший фасад его несколько покривился; штукатурка во многих местах растрескалась от времени и напоминала морщинистое лицо столетней старухи. Над входом гигантская вывеска из листового железа была прикреплена железными скобами к тяжелой дубовой доске. Вывеска эта качалась при малейшем ветре с сильным бренчанием. Наивная кисть художника, имя которого не сохранилось, начертала на железном листе изображение человека высокого роста, в тюрбане и в длинной белой мантии с золотой каймой. Человек этот держал в правой руке жезл и как будто распоряжался легионом микроскопических работников, которые строили, по его приказаниям, здание весьма странной формы. Надпись, начертанная красивыми буквами, красными и золотыми, объясняла мысль живописца:
«Великому Царю Соломону»
Странное здание, составлявшее задний план картины, был Храм Иерусалимский.
XXI. Тайное жилище
Ворота гостиницы повернулись на своих петлях, и карета въехала на внутренний двор, окруженный конюшнями, в которых могли поместиться полсотни лошадей. Жак отворил дверцы кареты. Рауль вышел первый, потом взял Жанну на руки и перенес ее на землю.
В эту минуту, человек роста немного выше среднего, необыкновенно сухощавый, с живостью подошел к приезжим. Этому человеку могло быть лет семьдесят; он был в коротких штанах, узко стянутых у колен медными пряжками, и в узорчатых чулках, которые висели складками около его тощих икр. Серый суконный плащ и черная бархатная шапочка на плешивом черепе дополняли этот фантастический костюм. Лицо этого старика выражало хитрость и лукавство; вообще вся фигура его представляла в высочайшей степени жидовский тип.
Это был хозяин гостиницы. Его считали человеком богатым, но весьма скупым. Настоящее его имя было Самуил Вертами, но в квартале он был известен под именем Дяди-богача.
Самуил подошел к Раулю и Жанне. Узнав кавалера, он склонился почти до земли, что делало величайшую честь гибкости его позвоночного столба, снял бархатную шапочку, покрывавшую его голову, и пробормотал сквозь зубы церемонные уверения в нижайшем уважении и глубочайшей преданности. Рауль перебил его, сказав:
– Хорошо, хорошо, Самуил… все ли в порядке?.. – Да, кавалер, как всегда, – отвечал старик.
– Стало быть, мы можем войти?
– Можете, кавалер, и хотя вы хорошо знаете дорогу, я все-таки буду иметь честь проводить вас и…
Старый Самуил вдруг остановился. Рауль угадал причину внезапного молчания жида и, увидев на лице Жанны замешательство, поспешил сказать: