– Нет.
Командор вынул из кармана небольшую книгу в черном сафьянном переплете с серебряными застежками и подал ее Раулю, говоря:
– Вот книга, с которой я никогда не расстаюсь. Вы найдете в ней псалмы, помянутые мною. Смотрите же, не забудьте вашего обещания.
XXXVI. Мальтийские кавалеры
– Не успев еще выйти из детства, – начал дон Реймон, – я вступил уже в мальтийский орден св. Иоанна Иерусалимского; я хочу сказать, что в самом нежном возрасте я был принят в число пажей гроссмейстера, который назывался дон Блаз-де-Переллос князь Калатайюда. Между своими предками с материнской стороны князь этот считал двух прабабушек из дома Васкончеллосов, что именно и доставило мне честь в двадцать пять лет командовать галерой. На следующий год гроссмейстер воспользовался своей привилегией donazione и подарил мне очень богатое командорство. Таким образом, я имел, как вы видите, полную возможность достигнуть главных почестей ордена; для этого надо иметь седые волосы, а я, живя в Мальте в совершенной праздности, занимался только разными любовными интригами. Без сомнения, я теперь ясно вижу, что беззаконные привязанности, которые в то время я с легкомыслием считал позволительными грехами, были весьма важными проступками. Однако я счел бы себя счастливым, если бы не обременил своей совести более тяжкими грехами, мне было бы легко искупить эти мимолетные заблуждения, спокойствие моих ночей не было бы возмущено, может быть, навсегда, и кара Господня не тяготела бы надо мною так сильно. Но, увы, рок решил иначе, как вы увидите из печальной повести, которую я обещал рассказать вам.
Надо сказать, что на Мальте, как и везде, народонаселение делится на три сословия, совершенно различные и отдельные: это дворяне, буржуазия и простой народ. Первое сословие состоит из небольшого числа благородных фамилий мальтийского происхождения, члены которых по статусу не имеют права вступать в орден. Эти фамилии не хотят иметь с рыцарями никаких сношений и признают только власть гроссмейстера и некоторых из высоких сановников, его министров.
Я не буду говорить более об этом сословии, так же как и о народе, потому что они не играют никакой роли в странной драме, которую вы узнаете, и приступаю прямо к сословию среднему, то есть к буржуазии. Это сословие занимает на острове все административные места, гражданские и уголовные. Оно прямо зависит от рыцарей, благосклонность и покровительство которых для него необходимы. Женщины, принадлежащие к этому сословию, называются между собой honorate и, бесспорно, заслуживают этого названия своей скромностью, благопристойностью и поведением, внешне безукоризненным, потому что honorate подвержены столько же, как и другие, а может быть, еще и более других, человеческим слабостям; но они умеют прикрывать свою любовь таким непроницаемым покровом, распространяют вокруг себя такое благоухание добродетели и честности, что по милости этого макиавеллиевского лицемерства, никто не догадывается об их интригах. Все остаются одинаково довольны: женщины уважаются, мужья спокойны, любовники счастливы.
Из сказанного мною, вы легко поймете, что honorate – женщины, слишком искусные и слишком дальновидные, и потому с особенным старанием изучают человеческое сердце во всех его формах и во всех видах. Из этого глубокого изучения honorate вывели заключение, что французские рыцари самые любезные и самые вежливые кавалеры, но вместе с тем и самые нескромные, что, едва сделавшись победителями, они трубят о своем торжестве первому встречному, и что поэтому интрига с ними не может быть окружена желаемой таинственностью.
Было ли основательно это мнение о honorate, я не могу и не хочу доказывать, однако считаю своим долгом заметить, что французские рыцари, привыкшие везде к самым лестным и блистательным успехам, в Мальте принуждены были ограничиться интригами с женщинами самого низкого разряда. Рыцари немецкие, напротив, были любимцами honorate, без сомнения, по милости своего спокойного и рассудительного характера, а также за нежность и свежий цвет лица. Испанцы тоже не могли пожаловаться на суровость этих дам, и я думаю, что в этом случае они были обязаны справедливой славе о своей преданности в любви и хорошо известной скромности.
Французские рыцари разумеется не могли терпеливо переносить презрения honorate и потому мстили им самыми язвительными насмешками и старались подстерегать и обнаруживать самые скрытные их интриги. Но так как они водились только между собой и почти не имели никаких сношений с мальтийцами, не давая себе труда учиться итальянскому языку, на котором говорят на острове, то слухи, распространяемые ими, не переходили за известный, очень тесный кружок, и никто этим не занимался.
Между тем, как мы таким образом жили спокойно и доверчиво в сладостной короткости с honorate, которые удостаивали нас своими милостями, на остров приехал, на французском корабле, командор Фульк де Фулькер. Этот дворянин принадлежал к древнему роду великих сенешалов в Пуату, которые по своему происхождению считаются потомками первых графов Ангулемских. Он уже не однажды бывал на Мальте. В первый раз он приезжал сражаться с турками; во второй – затем, чтобы отыскать одного миланца, которому хотел непременно перерезать горло; в третий – принять присягу и произнести обет. В этот приезд командор де Фулькер имел ужасные и кровавые ссоры. Дикая жестокость его неукротимого характера заставила всех ненавидеть и опасаться его. В последний раз он приехал на Мальту просить командования над галерами, и так как ему было уже около сорока лет, то все надеялись, что он будет не так задирист и придирчив, как прежде.
В первый раз, когда я увидел Фулька де Фулькера, он произвел на меня странное впечатление, я почувствовал к нему какое-то внезапное отвращение. Лицо его было очень характерно и обнаруживало большую энергию. Густые черные волосы, почти курчавые, окружали его высокий и гордый лоб. Длинный и тонкий нос, загнутый наподобие орлиного клюва, отличался необыкновенно подвижными ноздрями, которые широко раздувались в минуты гнева. Черные и густые брови осеняли серые, проницательные глаза, сверкавшие почти нестерпимым блеском. Очень длинные усы, загнутые кверху, окончательно придавали этому лицу воинственный характер. Фулькер был высокого роста; его широкие плечи, по-видимому, могли, подобно атласовым, поддерживать мир. Он казался красив, когда надевал длинную белую тунику с пунцовым крестом. Может быть, в это время командор был уже не так буен и придирчив, как прежде, но он сделался чрезвычайно высокомерным и, гордясь своим высоким происхождением и огромным богатством, хотел повелевать больше самого гроссмейстера.
Поселившись на Мальте, Фулькер зажил по-княжески, держал открытый стол и угощал большей частью французских рыцарей, которые почти не выходили от него. Рыцари немецкие и мы, испанцы, редко бывали у него сначала, а потом и совсем перестали ходить к нему, потому что разговор почти всегда касался honorate, и язвительные насмешки, которыми их осыпали, тем более нас оскорбляли, что мы не могли за них заступаться открыто: наше заступничество более всего доказало бы, что намеки молодых французов были не совсем клеветой. Я вам скажу, кавалер, что дуэли запрещены в Мальте и что строгое наказание преследует их, если только дуэль не происходит на strada Stretta. Это улица или скорее переулок, очень длинный, очень узкий, на котором нет ни одних ворот, и на который не выходит ни одно окно. Этот переулок был создан как будто нарочно затем, чтобы два человека могли стать друг против друга и скрестить шпаги, не имея возможности отступить. Секунданты сражающихся обычно становятся на концах улицы и не допускают праздношатающихся и любопытных мешать дуэлянтам. Цель этого обычая заключается в том, чтобы уменьшить, как можно более, число дуэлей…
– Я вас не понимаю, – перебил Рауль. – Мне кажется, что обычай, о котором вы говорите, напротив должен увеличить число их, потому что доставляет полную безнаказанность.
– Извините, – возразил командор. – Вы забываете, что рыцарь, который не хочет ни вызвать другого, ни отвечать на вызов, может никогда не проходить по улице Стретта; если же начало дуэли и сама дуэль произойдут в другом месте, то она не считается случайной и сражающиеся подвергнутся наказанию, предписываемому статусом ордена. Сверх того, запрещено под страхом смерти выходить на улицу Стретта с пистолетом или кинжалом, потому что тогда дуэль легко превратилась бы в убийство. Теперь вы понимаете, что дуэль вовсе не в милости в Мальте, но пользуется там непризнанной терпимостью; о ней говорят со стыдливым замешательством, как о поступке, противном христианскому милосердию и неприличном в главном местопребывании религиозного и гостеприимного ордена.