— Неповторимая бабуля, — сказал внук с угасающей надеждой на завтрак, — на кухне полный порядок. Иди, сама убедись.
Бабушка и бровью не повела.
— Правда… Я только решетку для посуды не успел подвесить, — заискивающим тоном оправдывался Вундергай. — Возьму у Болтабека алебастра и завтра…
Ожидаемого удара половником, на который Вундергай был уже внутренне согласен, не последовало.
Бабушка опустила ногу и плавно присела по-восточному на курпачу, даже не глянув на половник.
Та-ак, дело, значит пошло на принцип. Его обрекают на голод и лишение энной суммы карманных монет. Это уж слишком!.. Но нет безвыходных положений для Вундергая. В конце концов в холодильнике можно добыть пару бутербродов, запив их сладким чаем. Все в порядке. А рубль и соседка займет до светлого дня… А как же в следующие дни? Вундергай слишком хорошо знает характер своей бабушки. Теперь она будет игнорировать его существование в доме ровно столько, сколько просила укрепить решетку для посуды. Если подсчитать, наберется… — ничего себе! — не меньше трех недель. Нет, он хоть и йог, по лечебное голодание не для него.
Эти мысли промелькнули в голове Вундергая стремительными огненными змейками на светящейся рекламе. Он беззвучно пошевелил губами и, не отрывая глаз от бабушки, попятился. Тихо прикрыл дверь в свою комнату, на цыпочках выбрался на лестничную площадку и, как будто его стеганули по голым щиколоткам, помчался вниз к Болтабеку, перескакивая через пять ступенек.
Через минуту Вундергай стремглав летел обратно, держа перед собой консервную банку с алебастром. Крадучись мимо своей комнаты, прошел на кухню, добавил из крана чуть-чуть водички, размешал и замазал аккуратно дыры над раковиной. Втиснул шурупы и снова придавил подсыхающим раствором. Затем замазанные места протер мокрой тряпкой. Пока отмывал руки, алебастр затвердел, цепко прихватив шурупы.
Оглядев придирчиво кухню, Вундергай направился к своей комнате с намерением выманить оттуда бабушку любыми средствами. Он осторожно приоткрыл дверь и с опаской просунул голову.
— Бабуля, иди… принимай работу, теперь уж… в полном порядке… Ой, где же ты?.. — последние слова он произнес упавшим голосом.
Вундергай удивленно шарил глазами по комнате. Потом лег на живот, заглянул под диван, под стол и даже под тумбочку. С изумлением, которое заглушило, свело на нет параграф йоги о невозмутимости и самообладании, Вундергай провел рукой по складкам полосатых штор и с зыбкой надеждой заглянул в шкаф… И там не было бабушки.
Она исчезла, растворилась по законам какого-то волшебства. Столь исключительная ее способность прежде не отмечалась ни папой, ни мамой, ни тем более Вундергаем, который ни за что не упустил бы такое фантастическое явление.
Как бы там ни было, а поиск нужно было продолжать. Вундергай озадаченно потер лоб, привстал, намереваясь обследовать остальные две комнаты… и в эту самую секунду ощутил на своей шее прикосновение ледяного металла. Он вздрогнул, резко отстранился, машинально взмахнув рукой в целях самообороны. Перед ним возникла бабушка. Она преспокойненько протирала посудным полотенцем сияющую поварешку.
— Бабушка! — так обрадовался Вундергай, словно встретил ее после долгого своего пребывания в Антарктиде. Взял ее под руку, потянул на кухню. — Пусть твои глаза сами убедятся. Все в полном порядке, бабуля… Ущерб пустяковый — три простейших тарелочки, да и то с трещинками, а такая посуда, как тебе известно, — дурная примета. Наш конфликт — доказательство тому… Так что, к счастью, я ликвидировал его, кормилица моя…
При словах «кормилица моя» бабушка решительно высвободила руку, которую услужливо поддерживал внук, и холодно заявила:
— Не знаю никакой кормилицы, не видела никаких тарелок с трещинами, не ведаю про плохую примету. Отныне я баба-йога и не хочу знать про всякие пустяковые ущербы.
В другое время Вундергай вдоволь бы нахохотался над «ба-бой-йогой», но сейчас было не до того. Он отступил на шаг и подозрительно посмотрел на бабушку. Нет, все-таки психическое расстройство. Или бабушка разыгрывает его? Была же ведь когда-то звездой художественной самодеятельности трамтроль-треста.
Придется действовать напрямик, сыграть на бабушкином самом добром в мире сердце.
— Неповторимая моя, — Вундергай выразительно глянул на степные часы. — Отключайся, ты победила, больше не буду. Если сию минуту не сотворишь завтрак, твой единственный внук по теряет несколько тысяч драгоценных калорий, дальше — гастрит, головокружение, упадок сил и безвременная кончина. Родители скоро приедут, зачем их огорчать? Займи, пожалуйста, свое рабочее место на кухне, пока я собираю сумку. Пойми, завтрак — не роскошь, а жизненная необходимость.