- Что мне смотреть в Тургеневском музее? - спросил я машинально.
Встречающие полусогнулись, прикрыли лица и прыснули от смеха.
- Бу хаоисы, - извинился я. - Конечно, я встречусь с директором Цагаандоржем.
Мы свернули в боковой коридор. Я начал расспрашивать.
- Что у вас всё-таки произошло?
- Но, мы направили отчёт...
Я прервал:
- Вы хотели сказать: стандартный отчёт. Я его читал, но я знаю и то, что у нас есть единая форма, в которую мы вкладываем информацию обо всех нестандартных ситуациях. Не правда ли, странно? Стандартный отчёт о нестандартных ситуациях. Меня интересует всё.
Они замялись:
- Что значит всё, господин старший советник?
- Так и значит. Вот утром, в день бедствия вы проснулись. Или кто-то не спал, например, дежурная смена, охранники, аспирант, срочно доделывающий свою работу?
- А откуда вы знаете про аспиранта? - изумился один из хозяев.
Я улыбнулся и подумал: "Знаю я ваши музейные порядки. У вас здесь вольница и полный бардак".
- А вы рассказывайте, - сказал я. Затем сделал паузу и добавил. - А если где-то что-то забудете или неверно интерпретируете, я вас буду поправлять.
Мои сопровождающие застыли в мистическом ужасе. Они поняли, что излишне активный Руслан - это цветочек. Это не проверяющий, а мечта. Он будет бегать, шуметь, что-то там измерять, уточнять, но всё это по верхам. А вот господин старший советник - это удав. Он вас будет медленно заглатывать. Сопротивление вызывает долгие муки. Решайтесь: мучиться или быть сожранным сразу?
Мы дошли до двери, рядом с которой при нашем приближении поплыли тексты на 82 языках о том, что здесь располагается директор музея и дальше его полное имя, чины, титулы и регалии.
В просторной директорской каюте, бывшей каюте старпома, нас встретил сам герой, Цагаандорж Тургэн. Ему ещё не было ста лет, но выглядел он почему-то глубоким стариком. Или что-то его изнуряло, или он хотел казаться эдаким восточным старцем.
Я открыто высказал директору своё удовлетворение, связанное с тем, что он не занял капитанскую каюту под свой кабинет. В этом было некое смирение, уважение к чинам и своим бывшим командирам. Мне это понравилось.
- Там большая часть экспозиции, посвящённая двум великим адмиралам, - сказал Тургэн, надувшись от гордости.
Но тут я приступил к пристрастным расспросам. Говорили все четверо, путаясь и перебивая друг друга. Каждый старался изложить ситуацию как можно мягче, снимая ответственность с себя и аккуратно перекладывая её на других. И при этом, так как разговор не с глазу на глаз, надо было высказаться так, чтобы ближний твой не сразу понял, что его сейчас подставили.
Складывая всё сказанное, деля на всех участников и вычитая пустую болтовню, я стал приходить к определённым выводам. На крейсере, в музее царствовал беспорядок. Находясь на дальних рубежах и орбитах, в стороне от основных путей, музей не был избалован посетителями. Большую часть времени экскурсантов здесь не было. Чтобы это не смотрелось так явно, Тургэн нашёл гениальный выход - ремонты. Это была не только возможность объяснить отсутствие посетителей, но и возможность осваивать средства. Цены на товары и работы были выше средних, но это легко объяснялось тем, что, опять же, крейсер находится далеко от основных промышленных зон, и все материалы приходится доставлять издалека. Сколько средств расходовалось не совсем по назначению? Я не знаю. Здесь нужна хорошая полноценная проверка, но я не стал пугать хозяев тем, что нашлю на них генеральную комиссию. Так вот, роботы по какому-то плану ведут ремонтные работы, а лица, пребывающие на крейсере, занимаются своими делами, и никто их особо не контролирует. В этот раз работы развернулись в третьем и пятом отсеках, в гальваническом и механическом отделении, а также там, где раньше были третья и шестая боевые части крейсера. Работали три бригады роботов. Учитывая, что они натворили, я понял, что роботов завезли самых дешёвых. Возможно, это были даже списанные, но подлатанные модели. У каждой бригады было своё задание. Так вот одни должны были пройти и прожечь стены, а другие затем очистить и нанести краску. Так как роботов завозили из других систем, то время в них оказалось не синхронизировано. Поэтому сначала бригада, назовём её - номер два, всё прочистила и покрасила. А потом бригада номер один шарахнула по свежей краске из огнемётов. Естественно полыхнуло основательно. Большая часть роботов была уничтожена в отсеке сразу. И я думаю, это обстоятельство радовало организаторов ремонта, так как уже не было возможности установить, имели они соответствующую сертификацию или нет.
Дальше началась неразбериха, в которой участвовали уцелевшие роботы, система обеспечения живучести крейсера и какой-то аспирант, оказавший в зоне ремонта и, соответственно, пожара. С аспирантом ничего не случилось, но он помещён в лазарет под карантин. На него можно посмотреть через стекло, чтобы убедиться, что он жив-здоров. Но, разговаривать с ним нельзя. Почему при нашем уровне развития коммуникаций с ним нельзя пообщаться, никто объяснить не мог. Но, я понимал, что они просто боятся не столько моих вопросов, сколько его ответов. При рассказе о понесённом уроне глаза моих собеседников заволокло цветным туманом. В них таилась мечта о БОЛЬШИХ СРЕДСТВАХ на БОЛЬШОЙ РЕМОНТ.
И тут я снова вспомнил мою знакомую-интеллектуалку, ну ту, что называла "Тейю" "тургеневским музеем". Она любила читать всякую архаичную литературу, у неё в обиходе было ещё одно похожее словосочетание, которое для меня, впрочем, не несло никакой смысловой нагрузки. И я сказал: