И Бекэ охотно объяснял:
— Камешек, найденный мной, был чист и прозрачен, как льдинка. Он имел восемь граней и на солнце играл красными, синими, зелеными, желтыми огнями. Нашел я его около самой воды, на отмели в устье, и там, где он лежал, на воде сияла радуга…
Павлов продолжал собирать камни, благо, имелся досуг. Со временем расширил круг поисков. Исследовал Малую и Большую Ботуобии, Таас, Юрях, Ухтую. Но главные надежды он возлагал на Иирэлях. «Рано или поздно, — думал он, — мне должен открыться этот таинственный камень — алмаз».
А пока он слышал от Бекэ неизменный ответ; «Э-э, чет не то…»
Временами Павлов начинал подозревать, не водит ли охотник его за нос? Злость закипала в сердце, рука крепко сжимала рукоятку висевшего на поясе длинного кривого ножа. Но успокоившись, старшина отбрасывал подозрения. Всякому ясно: Бекэ бескорыстен и простодушен, как ребенок. И все же, когда Павлов занялся вместо Кокорева скупкой пушнины, для Бекэ он установил льготу, платил ему больше, чем другим. Бекэ относил это за счет дружеского расположения Павлова и всячески старался угодить старшине.
Однажды Павлову случилось быть в Якутске. По делу он зашел к исправнику и преподнес его молодой жене богатую шкурку серебристой лисицы. Жена исправника тут же накинула шкурку на плечи, повернулась перед зеркалом: подернутая инеем шерсть бархатно переливалась на свету. Зарумянившись от удовольствия, женщина в знак благодарности протянула Павлову руку для поцелуя. На среднем пальце разноцветными искрами брызнул камешек, вставленный в золотой перстень. Павлов взял протянутую руку, поднес к глазам. Камешек был прозрачен, будто льдинка.
— Госпожа, как называется этот красивый камешек?
— Бриллиант, господин Павлов, или по-другому — алмаз.
«Так вот он какой… Теперь я не ошибусь, теперь я знаю, что искать», — пронеслось в голове. Старшина быстро покончил с делами и уехал домой. Больше он не обращался за помощью к Бекэ. И за пушнину стал давать ему товаров не больше, чем другим. Бекэ дивился такой перемене и все гадал, чем он прогневил друга-старшину.
…Когда приезжий ученый человек из Петербурга упомянул про Бекэ и про алмаз, Павлову показалось, что почва заколебалась под ногами. «Кончено… Никогда не сделаться тебе богачом, никогда не жить в Иркутске, в собственном дворце.» Русский обо всем расспросит Бекэ и найдет алмазы. Ему это не трудно: он ученый человек. Наедут стражники и близко не подпустят тебя к местам, где залегают драгоценные камни. Значит, впустую затрачено столько усилий?» Мысль эта словно подстегнула старшину, сосредоточила его волю. Главное — не дать повстречаться приезжему с Бекэ. Почтительно пригласить ученого русского в дом. Теперь заняться Бекэ. Получай лишних полпуда муки, потом я тебе их припомню, а сейчас скорее убирайся!.. А что сказать гостю? Что? Да просто сказать: Бекэ умер. И гость ни когда не узнает, что это ложь, он не понимает якутского языка, ни один охотник на триста верст вокруг не говорит по-русски…
— Бекэ давно умер, господин Великанов.
— Так… — Владимир Иванович задумчиво постучал пальцами по столу. — Жалко. Очень жаль. Но будем искать… Где он жил?
Вопрос застал Павлова врасплох. Он спрятал глаза, зачем-то поправил пояс и сказал первое, что пришло в голову: — Бекэ жил на Чоне.
В это время к столу подошла жена Павлова. Она звала несколько русских слов и поняла фразу, сказанную мужем.
— Ты что, Алексей, разве забыл? — заговорила она по-якутски. — Бекэ сроду не жил на Чоне, это совсем в другой стороне.
Павлов улыбнулся ей, но в суженных глазах его застыло бешенство.
— Если ты знаешь лучше, женщина. — по-якутски ответил он, — то собирай налоги, скупай шкурки, разговаривай с ученым гостем, а я встану к печке.
Жена смиренно поклонилась и ушла на кухню.
— Что она сказала? — спросил Великанов.
— Она спросила, подавать ли обед, господин. Я велел подавать…
Месяц прожил Великанов у Павлова, ждал, когда сойдет снег.
Однажды утром проснулся, выглянул в окно и не узнал окрестностей. Там, где вчера лежали белые, казалось, вечные сугробы, сегодня чернела земля, поблескивали подернутые рябью лужи. Со стороны реки доносились гулкие удары: лопался ледяной панцирь.
На ветках ивы и тальника появились серебристые «барашки», березы выпустили сморщенные светло-зеленые листочки. По вечерам и рано утром из-за реки доносились бормотание, шипение и свист тетеревов, резкие вскрики токующих белых куропаток. Ночью в лесу раздавался жалобный крик зайцев.
Прошел паводок, и наступили погожие дни. Солнце быстро подсушило землю.