***
Очнулся Егор в больничном корпусе Атрума. Здесь он был впервые и поэтому для начала изучил белый потолок и стены небольшого помещения. У невзрачных, выкрашенных в синий цвет, стен стояли в ряд пять кроватей. Его была у окна, что заставило Егора улыбнуться: в комнате, которую он делил с Гришкой дома, место ему тоже было отведено у окна. Как будто кто-то в Атруме мог об этом знать.
Он потихоньку приподнял серое шерстяное одеяло и с удивлением понял, что одет в свою домашнюю пижаму. Которую благополучно оставил дома, потому что нельзя быть искателем Атрума в пижаме с Винни-Пухом! А теперь винни-пухи и пятачки снова красовались на нем, и это могло значить только то, что кто-то эту пижаму ему передал.
Все кровати в комнате были пусты. Все, кроме одной, на которой обнаружился Адриан Соколовский. И можно было бы убедить себя, что все в порядке, если бы не его болезненный вид: кожа превратилось в бледную до синевы, под потухшими голубыми глазами залегли безобразные тени, хрупкие запястья выглядели неправдоподобно худыми. "Интересно, я тоже выгляжу так же жутко?", – пронеслось в голове у незадачливого летуна.
Адриан не спал.
— Очнулся, – констатировал он голосом безо всякого выражения, но в его глазах Егор уловил что-то, что можно было бы назвать...радостью? ...
— Ага, — пробормотал Егор, — леший бы тебя побрал! – с чувством добавил он.
— Где только выражений понабрался, бестолочь! – раздался от двери голос, который Егор в равной степени хотел услышать, но и побаивался.
— Никак от тебя научился, Кирин, и почему я не удивлен? Ваша семья о манерах и не слышала, — протянул еще один голос, абсолютно не известный Егору, но весьма знакомый Адриану, потому что он чуть сжался, и на лице ясно можно было прочитать только одно желание: залезть под одеяло и не вылезать оттуда, пока посетители не уйдут.
Дверь распахнулась, впуская гостей. Их было двое.
На плечи первого был наброшен бордовый плащ, под которым виднелся китель Главного Защитника, серо-бордовый, с черными рукавами. Черные высокие ботинки на шнуровке, в которые, как всегда, небрежно заправлены серые брюки, были хорошо начищены. Егор знал, как пахнет эта форма: немного табаком, немного кофе и, конечно, корицей, так как ее обладатель являлся большим любителем сладких булочек.
Егор встретился с пронзительным взглядом своего отца. Сергею Кирину трудно было смотреть в глаза. Наверное, он слишком много пережил на той, не известной Егору, войне. Жесткий, нелюдимый взгляд. Для всех, кроме детей. Если дело касалось их, своих или чужих, то жесткость в этих глазах сменялась мягкостью и теплотой. Сергей Кирин искренне любил детей и работал главой Защиты только потому, что хотел обеспечить детям чародеев счастливое детство. Которого он сам в свое время был полностью лишен.
Однако в этот раз Кирин-старший не смягчился, он продолжал смотреть на Егора, как на чужого. Вот только младшего Кирина не обмануть, он хорошо понимал людей, был способен улавливать чужие эмоции на расстоянии. За стеной отцовской холодности, он уловил... да, да... настоящий юношеский задор. И вдруг облегченно улыбнулся отцу, поняв, что между ними ничего не изменилось, а спектакль "строгий отец – нерадивый сын" разыгран ради кого угодно, только не для самого Егора.